Тайны Кремлевской Либерии
Шрифт:
Не зная, что сказать, Ахи продолжал, молча стоять, созерцая Иешуа и думая, что никогда он еще не ощущал такой необыкновенный мир и покой внутри себя, как сейчас, когда он стоит перед Ним.
Говорить не хотелось. Слова были почему-то не совсем уместны в этот момент. Хотя, может быть потому, что не все можно передать словами, как нельзя было передать словами и то ощущение себя, своего предназначения, своей цены и значимости в глазах Того, Кто, как чувствовал в этот миг Ахи, знает о тебе все, потому что это именно Он однажды подарил тебе существование на этой земле.
Сколько
Ахи пришел в себя и оглянулся вокруг.
Где-то за горизонтом уже начинал заниматься рассвет. Даже один петух, видимо что-то перепутав, прокричал вдруг свой особый клич утреннего стража, хотя тут же замолчал, как бы прервав самого себя на полуслове. Ему ответила, было, какая-то овца, но ее никто не поддержал, и она тоже замолчала.
Ахи с удивлением пожал плечами и улыбнулся.
Ему было очень и очень хорошо сейчас.
Почему? Трудно сказать. Наверное, он и сам бы не смог ответить себе на этот вопрос и, честно говоря, он и не задавался никакими вопросами. Он просто вспоминал ощущение ладони Иешуа на своем плече, Его улыбку и Его благостный взгляд. Вспоминал, и улыбался сам, потому что ему было необыкновенно радостно и спокойно в этот миг.
Он еще раз поднял глаза в небо, все еще полное звезд, хотя и не таких ярких из-за приближающегося утра и, повернувшись, уверенно зашагал к себе домой.
Единственно, что ему было непонятно, так это, что же теперь делать с теми доносами, которые принес ему Юда.
Размышляя над этим Ахи подумал, было, уничтожить их, но затем отверг эту мысль, поскольку в этих доносах содержались подлинные выдержки из слов Иисуса, и Ахи не мог уничтожить эти рукописи, поскольку, как еврей, он понимал, что они имеют ценность Священного Писания. И хотя Ахи понимал, что какие-то из этих слов Юда добавил сам, чтобы угодить своим доносом первосвященнику, многие фразы все же были правдивыми цитатами из речи Учителя. Насчет некоторых изречений Ахи мог почти с полной уверенностью сказать, что их Юда добавил от себя, однако многие слова были спорными, и Ахи не мог уверенно утверждать, что Учитель такого не говорил.
Он подумал, было, что ему стоит показать рукопись еще кому-то из учеников, но затем решил, что, если он Ахи, тот, кто так хорошо знал Юду и проработал с ним вместе много лет, не может разобраться сам, что из написанного им правильно, а что нет, где гарантия, что другие смогут в этом разобраться. А значит, есть опасность, что кто-то может воспринять ложь Юды за истинные слова, и тогда на нем, на Ахи будет лежать ответственность, что он способствовал кому-то поверить в ложь.
Снова и снова он вспоминал и прокручивал в голове слова Учителя.
«Люди – удивительные творения, не так ли? Ты ожидаешь от них одного, а они поступают совсем не так, как ты думаешь, да? Что имеют
Он не понимал до конца, что Иешуа хотел ему этим сказать, но поразмыслив над этим, пришел к выводу, что, скорее всего, Он имел в виду, что людей невозможно просчитать наперед.
В общем, к тому времени, когда Ахи дошел до дома, он понял для себя только одно, что он будет хранить рукописи Юды у себя, по крайней мере, пока он жив, чтобы они случайно кому-то не навредили, подумав, что со временем Господь откроет ему, что с ними делать дальше.
Глава 12
Егор Книжник, начальствующий библиотекой,
Толмачу Алексию
Здоровья и благополучия,
В связи с неразберихой, все больше нарастающей вокруг так называемой Либерии, мне поручено изъять как сами рукописи, так и их перевод. Посему приказываю весь комплект рукописей и их перевода незамедлительно передать посыльному Савелию, который и доставит Вам сие послание.
Да здравствует Государь!
Сразу после посещения Борухина Лавров отправился в подвальное помещение 2-й башни. Он был смущен. От разговора с генерал-лейтенантом остался неприятный осадок и странное чувство, будто его обманывают. Лавров не умел лгать, но он умел чувствовать ложь. Он никогда не ошибался в этом отношении, и всегда на всех тестах и допросах, на которых ему доводилось присутствовать, на несколько мгновений опережал индикатор лжи.
На данный момент он, несмотря на кажущуюся невероятность момента, не мог избавиться от ощущения, что Борухин ему лгал.
Снова и снова он прокручивал в своей памяти последнюю проверку документов. За прошедшие два года таких проверок было несколько. Смена руководства и увеличение коррупции стало обычным явлением, что привело к ослаблению руководства как во всей стране в целом, так и в Министерстве Внутренний Дел. Пытаясь хоть как-то справиться с ситуацией и удержать контроль в столь нестабильной обстановке, руководство МВД провело целую серию всевозможных проверок во всех отделах, в том числе и в отделе архивной документации, за который и отвечал Лавров.
Будучи человеком очень ответственным, Лавров, хотя и понимал всю формальность такого рода акций, тем не менее относился к каждой проверке со всей серьезностью и, если требовалось перелопатить весь архив, он именно это и исполнял в точности.
Документ, который он, по словам Борухина, «недоглядел», подлежал ревизии именно во время последней проверки и никоим образом не мог бы проскользнуть мимо подполковника. От внимания и фотографической памяти Лаврова не ускользнула ни одна деталь. Сейчас, направляясь туда, куда он, по словам Борухина, не должен был направляться, если бы был достаточно внимательным, подполковник, будучи задетым за живое, включил именно все свое внимание и наблюдательность, чтобы еще раз убедиться, хотя бы даже и для самого себя, прав ли генерал-лейтенант.