Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых
Шрифт:
Как-то случайно я шел мимо того места, где проходила дорожка к источнику, и увидел из-за угла, как императрица Александра Федоровна и великая княгиня Елизавета Федоровна под руки буквально тащили к источнику бедную парализованную на обе ноги фрейлину княжну Орбелиани, страдавшую наследственной, неизлечимой формой поражения спинного мозга. Для чуда надо было подойти к источнику пешком, а княжна ходить не могла, вот две Августейшие сестры и тащили ее под руки. Увидев эту сцену, я спрятался за какие-то кусты и, надо думать, остался незамеченным…» [186].
Много позже, уже на чужбине, в далекой Америке, великая княгиня Ольга Александровна вспоминала много раз о тех незабываемых днях: «Царский поезд остановился где-то в поле, не доезжая
Торжество перенесения мощей и положения в новую раку не стану описывать, так как много уже было написано и рассказано тогда об этом.
Помню, какое великое на меня впечатление произвела толпа богомольцев, но об этом я расскажу дальше.
Вспоминаю, что произошло в соборе в этот день. Недалеко от меня на коленях молилась усердно со слезами одна женщина, придерживая девочку свою лет семи. Девочке было скучно, и она капризничала, а мать так молилась, прося угодника Божия что-то… Служба продолжалась долго, около четырех часов, но никто не уставал, все были в приподнятом состоянии. Вдруг раздался крик девочки: “Мама, мама!”, — а мать, обливаясь слезами, обнимала и целовала дочку. Оказалось, девочка была нема, и эти слова были ее первыми словами. Это произвело сильное впечатление на присутствующих.
Наш русский народ со всех краев России стекался в эти дни в Саров, как и при жизни батюшки отца Серафима, когда он сам всех принимал, к кому всегда был доступ, слова утешения, добрый прием. Никто от него не уходил, не получив доброго совета и духовной помощи.
Тысячная толпа спала на лугу под открытым небом внизу под горой у реки. Ночью горели костры, по прозрачному ночному воздуху доносилось пение молитв, на темном небе горели звезды и светила луна. Мирно и чудесно.
Днем и ночью беспрерывно двигалась густая толпа богомольцев к собору с умилительной верой. Каких только калек они с собой не вели, несли и тащили в самодельных тележках. Какая великая вера двигала всех этих людей. Один крестьянин из Архангельска, на руках влача свои парализованные ноги за собой, шел один без посторонней помощи.
Одни родители везли в тележке “огромную голову”, тело было крошечное, беспомощно болтались ручки и ножки. “Голове” было уже 30 лет, а тело было как у ребенка 5-ти лет. Шли сухие, слепые, хромые, все шли тихо и чинно, и между ними попадались кликуши. Чем ближе к храму, тем труднее было справиться с ними. С усилием их втаскивали по ступенькам наверх; 4 человека не справлялось с одной, начинались дикие крики. Наконец, попавши в собор и там приложившись, крики стихали, и мучавший их дух отходил по молитвам сопровождающих их родных.
Ходили мы и пешком в ближнюю и дальнюю Пустыньки, прикладывались к небольшому плоскому камню, на котором молился некогда Батюшка 1000 дней. В Пустыньке висели еще его рубаха, топор и другие предметы, принадлежавшие Преподобному. Везде чувствовалась его близость.
Утром по пути туда встретились богомольцы вдоль реки. Помню, что один молодой парень, поддерживаемый своею матерью, висел как-то на руках, поджав ноги под себя на ветке, и глядел оттуда над головами толпы на Государя. Возвращались мимо того же места. Теперь мать и сын были центром взволнованной толпы богомольцев. Кто-то говорил: “Чудо, чудо случилось!” Крестьянка в радостных слезах рассказывала, как она пошла на источник, зачерпнула воды в свой маленький чайник и стала поливать у сына колени и ноги, и вот его изогнутые ноги стали выпрямляться, он стал на ноги
Перед отъездом удалось приобщиться, а накануне вечером и исповедаться в самой келье Батюшки у старца схимонаха (не помню имени). У меня было чувство, что он видит мою душу насквозь, и страх меня разбирал, а он так ласково и трогательно со мной говорил, что стало легко и радостно.
В один из последних вечеров императрица Александра Федоровна, ее сестра великая княгиня Елизавета Федоровна захотели выкупаться в источнике, позвали и меня с собой. Был такой теплый вечер, и было почти светло, так как луна освещала тропу. С левой ее стороны темнела опушка леса, а с правой стороны речка, вдоль которой мы шли, журчала и кое-где блистала в лучах луны. Вода источника была до такой степени холодная, что как бы обжигала тело, будто кипяток, зато потом оставалось приятное чувство бодрости.
Уезжать не хотелось, и мы с грустью покинули после пятидневного пребывания чудный Саров. Это святое место унесло с собой незабываемые воспоминания» [187].
Наступил последний день пребывания царской четы в Сарове. По воспоминаниям генерала А.А. Мосолова, события происходили таким чередом: «В день нашего отъезда Их Величества посетили скит святого и находящуюся близ него купальню, расположенные в полутора верстах от монастыря. Государь и вся свита шли пешком, только Императрица ехала в небольшой коляске. Туда было проведено широкое шоссе, но у губернатора В.Ф. фон дер Лауница было немало забот, т. к. он получил от Государя не мешать народу находиться на царском пути. Организовать это было трудно, и были вызваны войска. Солдаты держали друг друга за руки, чтобы оставить свободный проход для Государя и духовной процессии. В купальне был отслужен молебен, после которого Государь со свитой, но без духовника, отправились обратно в монастырь, из которого был устроен дощатый спуск, местами на довольно высоких козлах. Гора была сплошь покрыта народом. Губернатор высказывал опасения, что толпа, желающая видеть ближе Царя, прорвет тонкую цепь солдат и наводнит шоссе. В это время, не предупредив никого, Государь крупно свернул направо, прошел цепь солдат и направился в гору.
Очевидно, Он хотел вернуться по дощатой дорожке и дать, таким образом, большему количеству народа видеть Его вблизи.
Его Величество двигался медленно, повторяя толпе: “Посторонитесь, братцы”. Государя пропускали вперед, но толпа немедленно сгущалась за Ним, только Лауниц и я удержались за Царем. Пришлось идти все медленнее, всем хотелось видеть и, если можно, то и коснутся своего Монарха. Все больше теснили нашу малую группу в 3 человека, и, наконец, мы совсем остановились. Мужики начали кричать: “не напрягайте”, и мы опять подвинулись на несколько шагов. Я предложил Государю встать на наши с Лауницем скрещенные руки, и тогда Его будет видно издали, но Государь не согласился. В это время толпа навалилась спереди, и Он невольно сел на наши руки. Затем мы Его подняли на плечи. Народ увидел Царя, и раздалось громовое “ура!”
Мы благополучно достигли боковых дверей монастыря, несмотря на то, что помост за нами с грохотом провалился.
Лишь тогда Государь заметил отсутствие свиты. Я пояснил, что в самом начале нас оттерли и что я видел, как граф Фредерикс упал.
Царь взволновался, но возвращаться через толпу было невозможно. Он вошел в ограду монастыря и послал меня отыскать графа, который, как оказалось, упал, и кто-то наступил ему на лицо и раздавил очки. К счастью, повреждения были легкие.
Я утверждаю, что если бы тогда в густой толпе, которая чуть не задавила Государя, вырос бы под Ним из-под земли высокий камень, возвышающий Его над народом, то Царь одним возгласом, одним повелительным мановением руки мог повести эти сотни тысяч людей на верную смерть или на какую угодно победу» [188].