Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых
Шрифт:
Часто приходится слышать обвинения Николая II в драматических событиях Кровавого воскресенья 1905 г. (или «позора самодержавия»). Во все времена за все, что происходило в державе, в ответе был «самодержец». Это неписаный закон для главы любого государства. Стоит вспомнить почитателям большевиков, когда вожди «мировой революции» всенародное Учредительное собрание разогнали своим единоличным решением, чем породили начало Гражданской войны в стране. Во времена Ленина и Сталина это стало «в порядке вещей», что теперь хорошо известно из многих опубликованных документов. На совести наиболее «либерального» руководителя советского государства, первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева расстрел протестующего населения Новочеркасска на Северном Кавказе и ряд других грехов. Этот проявляемый пласт «родимых пятен» сторонников твердой власти можно продолжить и во времена М.С. Горбачева: Рига, Тбилиси и др. После развала Советского Союза памятен всем относительно недавний танковый расстрел «псевдодемократами» в Москве «парламента» в Белом доме, что грозило новым пожаром Гражданской войны в России. Каждый из читателей
Насколько справедливы были такие обвинения в якобы проявленной жесткости со стороны Николая II, последнего российского «самодержца»?
Напомним ход событий тех роковых дней и заглянем в некоторые документальные источники бывших спецхранов центральных государственных архивов, хотя, по правде сказать, это тема для большой монографии и над ней изрядно «потрудились» советские историки во главе с ИМЭЛ при ЦК КПСС.
1905 год выдался большим испытанием для России, шла Русско-японская война, которая во многом складывалась неудачно и вызывала отрицательную реакцию в стране. Стоит напомнить, что во время войны к довольно радикальным действиям перешли представители новой волны либерализма, состоявшие в подавляющем большинстве из демократически настроенной интеллигенции. Была создана нелегальная организация «Союз освобождения». На страницах его (Союза) печатного органа «Освобождение» часть либералов, во главе с П.Н. Милюковым, стала высказываться за поражение царизма в Русско-японской войне, считая, что военное поражение, как в Крымской войне при Николае I, ослабит царизм и заставят его перейти к долгожданным демократическим реформам. Все познается в сравнении. Невольно задаешься вопросом: «Что было бы с такими людьми во времена Сталина?!» В конце сентября — начале октября 1904 г. в Париже состоялось первое нелегальное совещание революционных и либеральных партий Российской империи. Это активизировало их совместную подрывную деятельность в борьбе с основами государственного строя. В этом «революционном процессе», как удалось позднее выяснить, участвовали деньги некоторых ведущих банковских домов Соединенных Штатов и Западной Европы, а также непосредственно воюющей против Российской империи Страны восходящего солнца — Японии.
Стоит напомнить, что в Санкт-Петербурге функционировало легальное общество фабрично-заводских рабочих, во главе которого стоял отец Георгий Гапон, священник церкви при пересыльной тюрьме «Кресты». В начальный период своей деятельности Георгий Аполлонович Гапон (1870–1906) придерживался монархических принципов. Как впоследствии оказалось, этот человек был недюжинным демагогом и весьма неразборчивым в средствах для достижения своих целей. Он призывал рабочих законным путем добиваться улучшения своего положения. В 1903 г. при поддержке начальника Особого отдела Департамента полиции, полковника С.В. Зубатова (1864–1917) он организатор «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга», тайный агент охранного отделения. Если в ноябре 1903 года в организации Гапона состояло 30 человек, то в конце мая 1904 года — 750 человек, а к осени этого же года — уже 1200 человек [201]. Начиная с 1904 г. он все более сближался с левыми кругами. Гапон, как выяснилось, одновременно сотрудничал и с охранкой, и с эсерами. Он имел значительное влияние на рабочих, среди которых вел «духовные» беседы, а порой осуществлял откровенную антиправительственную пропаганду.
По воспоминаниям известного на тот момент жандармского полковника В.Ф. Джунковского, история этого дела была такова: «В Петербурге же движение это пошло шире и дальше благодаря тому, что во главе этого движения стал ловкий, пронырливый человек — священник Петербургской пересыльной тюрьмы Георгий Гапон, который уже несколько лет назад занялся изучением быта рабочих, главным образом Путиловского завода. Он посещал их квартиры, расспрашивал о нуждах, помогал им и постепенно приобрел доверие рабочих масс, являясь часто ходатаем за них перед заводской администрацией и петербургским градоначальником. Он был отличный проповедник и оратор, что тоже усиливало его влияние. Одновременно с этим он втерся в доверие петербургского градоначальника генерал-адъютанта Фуллона, благодаря чему ему удалось учредить Общество фабрично-заводских рабочих г. Петербурга и самому стать во главе этого общества. Устав этого общества был утвержден законным порядком и имел целью удовлетворение духовных и умственных интересов рабочих и отвлечение их от влияния преступной пропаганды.
Сначала это общество не выходило за пределы своего устава, но постепенно стало выходить из рамок, и когда 2 января правление Путиловского завода уволило 2 рабочих, то депутация от рабочих с Гапоном во главе обратилась к правлению с требованием, сводящимся, главным образом, к увольнению одного мастера, возвращению уволенных рабочих, установлению восьмичасового рабочего дня и новой расценки по добровольному соглашению с комиссией из выборных рабочих. Правление ответило, что вопрос о восьмичасовом рабочем дне зависит от Министерства финансов, а вопрос о повышении платы будет внесен в общее собрание акционеров. Это не удовлетворило рабочих, и они объявили забастовку» [202].
Гапоном и его сотоварищами была организована серия забастовок — сначала экономических, но быстро переросших в чисто политические. Случилось так, что 3
Великий князь Владимир Александрович (1847–1909), главнокомандующий войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа, 6 января 1905 года вечером отдал распоряжение привести войска в столице в повышенную боевую готовность. Был организован военный штаб, который он сам возглавил. Весь Петербург был поделен на восемь секторов, во главе каждого был поставлен отдельный военный начальник. Из окрестных мест подтягивались дополнительные войсковые части. Министр финансов В.Н. Коковцов (1853–1943) во избежание обвала во время войны ценных российских бумаг на мировом рынке убедил всех не вводить официального военного положения в столице.
Петицию к царю священнику отцу Гапону помогали составлять социал-демократы. Содержание ее ясно свидетельствует, что не могло быть и речи о «порыве народа к своему царю», что пытались изобразить для маскировки провокаторы. Между прочим, в петиции выдвигались среди прочего и такие требования: «Немедленно повели созвать представителей земли русской. Повели, чтобы выборы в Учредительное собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачи голосов». Затем шло еще 13 пунктов, в том числе — все «демократические свободы», ответственность министров «перед народом», политическая амнистия и даже отмена всех косвенных налогов. Перечисление требований кончалось словами, в которых звучали нотки угрозы: «Повели и поклянись исполнить их… А не повелишь, не отзовешься на нашу просьбу, — мы умрем здесь, на этой площади, перед твоим дворцом».
Министр юстиции Н.В. Муравьев (1850–1908) попытался сам провести переговоры с Г.А. Гапоном в своем кабинете. По словам воспоминаний самого отца Георгия, после того как министр юстиции ознакомился с содержанием требований, он «простер руки с жестом отчаяния и воскликнул: “Но ведь вы хотите ограничить самодержавие!”. “Да, — ответил я, — но это ограничение было бы на благо как для самого царя, так и его народа. Если не будет реформ свыше, то в России вспыхнет революция, борьба будет длиться годами и вызовет страшное кровопролитие… Пусть простят всех политических и немедля созовут народных представителей”» [203]. После такого однозначно прозвучавшего ультиматума переговоры были прерваны. Держа данное слово чести, министр Н.В. Муравьев отпустил с миром священника-провокатора.
Власти столицы были застигнуты врасплох быстро возникшей опасностью. Причем градоначальник до последней минуты надеялся, что Гапон «уладит все дело», так как последний был известен полиции как свой, доверенный человек. Начальник отделения по охране общественной безопасности и порядка в Санкт-Петербурге полковник А.В. Герасимов (1861–1944) позднее признавался в своих воспоминаниях: «И в Департаменте, и в градоначальстве все были растеряны. Гапона считали своим, а потому вначале не придали забастовке большого значения. Когда потом спохватились, было уже поздно… Для власти было два прямых пути: или попытаться раздавить движение, арестовав его вождей и ясно объявив всем, что шествие будет разогнано силой; или убедить царя выйти к рабочей депутации для того, чтобы попытаться по-мирному успокоить движение. Власть не пошла этими путями» [204]. Власти города и правительство до 8 января не знали, что за спиной рабочих заготовлена другая петиция, с экстремальными требованиями. Был отдан полиции приказ арестовать Г.А. Гапона, но его кто-то предупредил, и он скрылся. Единственным способом помешать толпе овладеть центром города была установка кордона из войск на всех главных путях, ведущих из промышленных районов к Зимнему дворцу. Поэтому в центр стягивались войска, казаки получили приказ не пропускать толпы людей, но оружие применять лишь при крайней необходимости. Газеты не выходили с 7 января по причине все той же забастовки рабочих типографий. Однако объявления от градоначальника, предупреждавшие, что массовые шествия запрещены и что участие в них опасно, были расклеены по всему городу вечером 8 января. По словам воспоминаний С.Ю. Витте, меры по противодействию массовым выступлениям народа сводились лишь к тому, чтобы «толпы рабочих не пропускались далее известных пределов, находящихся близ Дворцовой площади. Таким образом, демонстрация рабочих допускалась вплоть до самой площади, но на нее вступать рабочим не дозволялось» [205].