Тайны Парижа. Том 1
Шрифт:
В этот день, по обыкновению, капитан бросился в кресло, облокотился на стол и опустил исхудалое и бледное лицо на руки. Блестящий капитан сделался только тенью самого себя и нелюдимым стариком, жизнь которого, казалось, была долгой, мучительной агонией.
Так просидел он несколько минут, как вдруг вошел его камердинер, неся визитную карточку на серебряном подносе.
— Я никого не принимаю, — резко сказал Гектор Лемблен, заметив карточку.
— Сударь, — продолжал слуга, сделав шаг назад, — господин настаивает на том, чтобы видеть вас; он говорит, что он ваш старинный друг.
— Герман, —
— Этот господин, — заметил слуга, — видел, как вы вернулись.
Капитан протянул руку к подносу, взял карточку и прочитал:
«Майор Арлев». Фамилия была русская.
— Я не знаю майора. Попроси его написать, что ему надо.
Слуга направился уже к двери, когда капитан остановил его.
— Проводи майора в залу, — приказал он. — Я сейчас выйду.
Пять минут спустя Гектор Лемблен, подчиняясь, быть может, какому-то странному и необъяснимому предчувствию, вышел в залу, где застал посетителя.
Майор Арлев был человек лет около шестидесяти, высокого роста; борода, равно как и волосы его, была седа, в петлице застегнутого до подбородка по-военному сюртука находилась орденская ленточка.
Вид у него был гордый, манеры русского аристократа.
— Извините меня, — сказал он капитану, предложившему ему кресло около камина, — извините, что я прибег к обману, чтобы быть принятым вами.
— Сударь… — остановил его капитан.
— Но я проехал восемьсот лье, — продолжал майор, — из Петербурга единственно затем, чтобы поговорить с вами.
Капитан с любопытством взглянул на своего собеседника.
— Мое имя, равно как и моя особа, незнакомо вам, — сказал майор, — а потому позвольте представиться: я граф Арлев, русский артиллерийский офицер, командир Николаевской крепости на Кавказе.
Капитан поклонился.
Майор, смотревший на него со вниманием, продолжал:
— Я коснусь очень отдаленного прошлого; я считаю это необходимым, чтобы объяснить вам причину моего визита.
— Я слушаю, — ответил Гектор Лемблен.
— Не служили ли вы адъютантом при генерале бароне де Рювиньи? — спросил майор.
Капитан смутился, и майор увидел, как при этом имени смертельная бледность покрыла его лицо.
— Да, — ответил Гектор.
— И вы женились на его вдове?
— Она умерла, — произнес глухим голосом капитан.
— Вот относительно покойного генерала я и пришел навести у вас справки, которые для меня чрезвычайно важны.
— Позвольте мне, — перебил капитан, которого воспоминания о бароне де Флар-Рювиньи привели в сильное волнение, — позвольте мне попросить у вас более определенных объяснений.
— В таком случае потрудитесь выслушать меня, — сказал майор.
Гектор выразил согласие.
— Сударь, — продолжал майор, — барон де Рювиньи в 1834 году был атташе французского посольства в Петербурге.
— В то время я еще не был его адъютантом, — сухо заметил Гектор Лемблен.
— Слушайте дальше… — продолжал русский дворянин. — Генерал, как вы знаете, был человек храбрый, отважный, настоящий рыцарь, в глазах которого военная служба была священна. Император Николай, мой милостивый и всемогущий монарх, предпринял в этом году новый поход против Шамиля и
«К чему же он все это клонит?» — подумал Гектор Лемблен, рассматривая русского офицера с необъяснимым беспокойством.
Майор продолжал:
— Во время этой-то кампании с генералом и со мною случилось довольно странное и положительно романтическое приключение.
Однажды ночью я командовал отрядом, которому было предписано отправиться в горы и атаковать на рассвете лагерь черкесов. Генерал пожелал сопровождать меня; он был в форме французского офицера, при одной только сабле, и ехал рядом со мною, покуривая сигару; ночь была темная, безлунная; мы ехали по оврагу, как вдруг в кустарнике мелькнул свет; свистнула пуля и генерал свалился под лошадь, которая упала, смертельно раненная в лоб. Я испугался, что генерал тоже убит; но он встал цел и невредим и улыбался.
«Ничего, — сказал он мне, — хотя разбойники убили самую лучшую лошадь, которая когда-либо была у меня».
Лошадь, действительно, была великолепная: генерал получил ее в подарок от самого императора Николая.
Пока генералу искали другую лошадь, десять солдат по моему приказанию бросились туда, откуда раздался выстрел; обшарили кусты и нашли там одну только молодую женщину, держащую в руке еще дымившийся карабин, из которого она выстрелила в генерала.
При свете факелов, освещавших нам путь, эта женщина показалась нам сверхъестественным существом. Она не была черкешенкой, а, судя по одежде, скорее московской или петербургской горожанкой; наше удивление достигло крайних пределов, когда она, взглянув на меня, сказала по-французски:
«Извините меня, майор; я не враг русских — я стреляла во французского офицера, но промахнулась, и, как видите, я в отчаянии…»
В то время, как она говорила, генерал смотрел на нее, по-видимому, стараясь что-то припомнить, потом вдруг побледнел и вскрикнул. Генерал, должно быть, узнал эту женщину.
«Майор, — сказал он мне, — не расспрашивайте меня, не требуйте объяснений, но позвольте этой женщине идти, куда она пожелает, и не делайте ей зла».
Я видел, как он дрожит, сидя в седле; волнение, охватившее его, было так сильно, что я боялся за его рассудок. Что касается женщины, которую и не подумали обезоружить, то она презрительно взглянула на генерала.
«Вы неправы, великодушничая со мною, — сказала она, — в этом вы убедитесь через несколько дней».
Она поклонилась мне с изумительной грацией и скрылась в чаще кустарника.
Я был поражен и с удивлением смотрел на генерала.
«Майор, — сказал он мне, — не спрашивайте меня никогда, кто эта женщина и как могло случиться, что я встретил ее здесь, за тысячу лье от того места, где я встретил в первый раз».
«Однако…» — пробормотал я.
«Молчите! — воскликнул он с отчаянием. — Я ничего не могу сказать… теперь, по крайней мере… позднее, быть может, в Петербурге…»