Тайны Парижа. Том 1
Шрифт:
Капитану делалось дурно, когда он читал письмо, а майор и Дама в черной перчатке молча ожидали разъяснения загадки.
Содержание письма Жермена было следующее: «Дорогой и многоуважаемый барин!
Между нами слишком много тайн для того, чтобы вы не разрешили мне обратиться к вам в фамильярном тоне.
Вы назначили мне ренту в тысячу экю за заботливость и рвение, которые я выказал, закрыв глаза покойной госпоже Лемблен; вы обещали мне еще тридцать тысяч франков, если
О! Вы избаловали меня, дорогой и уважаемый барин, раздразнив мой аппетит. Четыре тысячи пятьсот ливров годового дохода за тайну, когда довольно было бы трех строк, написанных мною прокурору судебной палаты, чтобы предать вас уголовному суду; четыре тысячи пятьсот ливров ренты, говорю я, кажутся мне недостаточными; я предпочитаю позаботиться о себе сам.
Итак, дорогой барин, в то время как вы спите, я беру ключ от комнаты барыни, вынимаю квадрат паркета, открываю шкатулку, а в шкатулке порядочная сумма… Угадайте? Генерал поступил прекрасно, позаботившись оставить состояние своим детям. В шкатулке было на миллион процентных бумаг и чеков.
Вспомните о смерти госпожи Лемблен и о том, каким образом вы и я закрыли ей глаза.
Ваш камердинер Жермен».
Если бы земля разверзлась под ногами Гектора Лемблена, то он, наверное, был бы менее поражен, чем читая это письмо.
И, без сомнения, в эту минуту его менее всего смущала мысль, что ему придется заплатить миллион, украденный его камердинером. Что значил один миллион для этого офицера, разбогатевшего благодаря случаю и очутившемуся в одно прекрасное утро обладателем двухсот тысяч ливров годового дохода?
Но причиной ужаса, овладевшего им, от которого волосы его встали дыбом, а холодный пот выступил на посиневших висках, было письмо, которого он не осмелился бы показать ни Арлеву, ни Даме в черной перчатке, потому что в каждой строке его слышалось: «Ты убийца».
Глаза графа Арлева и его спутницы были прикованы к капитану в то время, пока он читал, и посторонний наблюдатель, конечно, был бы удивлен спокойствием, с которым они смотрели на человека, машинально читавшего письмо, видимо, не понимая его содержания.
Его мысли унеслись куда-то далеко… Он старался придумать какое-нибудь объяснение, которое дало бы ему возможность не показать этого ужасного обвинения. Но майор и его спутница ждали, и он чувствовал на себе их испытующий взгляд.
Отчаянная решимость овладела капитаном. С быстротою молнии он скомкал письмо в руке и разорвал его на мелкие куски.
— Что вы делаете? — крикнул майор, сердито взглянув на него.
Капитан уничтожил одно из доказательств своего преступления, но голос и взгляд майора дали ему понять, что ему так дешево не отделаться.
— Милостивый государь, — сказал капитан, — в шкатулке был миллион.
— Где же он? — спросил майор.
— Это
— Но это письмо… от кого оно? Зачем вы его разорвали? — продолжал строго допрашивать граф Арлев. — Вы смеетесь, что ли, над нами, сударь?
Капитан был бледен, конвульсивная дрожь пробегала по всему его телу.
— Ну, сударь, отвечайте же! — настаивал майор.
— Я не могу…
— Вы… не… можете? — медленно проговорил граф Арлев.
— Нет!
И Гектор Лемблен, обессиленный, упал на стул. В продолжение десяти минут у него была такая сильная нервная дрожь, что майор и его спутница не решились беспокоить его.
Когда капитан немного пришел в себя и успокоился, он встал и сказал графу Арлеву:
— Граф, мое нравственное состояние теперь таково, что если бы вы потребовали у меня немедленного ответа на ваши вопросы и объяснения моего странного поведения, то я, не колебаясь, прострелил бы себе голову.
— Вы с ума сошли! — воскликнул майор.
— Может быть! — сказал капитан, вполне овладев собою. — Но позвольте напомнить вам и вашей спутнице, что я капитан Гектор Лемблен, и что у меня двести тысяч ливров годового дохода и я пользуюсь в свете всеобщим уважением, а потому имею право рассчитывать получить от вас отсрочку.
— О какой отсрочке вы говорите? — спросил майор.
— Граф, — ответил капитан, — позвольте мне поговорить с вами наедине?
Майор взглянул на Даму в черной перчатке, как бы спрашивая ее согласия. Она утвердительно кивнула головой.
— Я выйду, — сказала она.
И она ушла, оставив капитана с майором наедине.
Подобно людям, которые, будучи доведены до последней крайности и чувствуя неминуемую гибель, испытывают всевозможные средства для своего спасения, так и капитан, на душе у которого было столько преступлений, вдруг почувствовал вдохновение: он не отступил перед самым гнусным и низким средством, перед ложью.
— Сударь, — сказал он майору, — в письме, разорванном мною, была тайна.
— Вот как! — протянул майор.
— Ужасная тайна, разглашение которой опозорило бы навсегда честь одной семьи, такая тайна, что если бы я выдал ее, то мне пришлось бы немедленно покончить с собою.
— В самом деле! — холодно заметил майор, который, казалось, ожидал, что капитан даст ему дальнейшие объяснения.
— В письме, — продолжал капитан, — мне сообщили, кроме того, что состояние мадемуазель де Рювиньи, еще накануне находившееся в шкатулке, украдено.
— И что же?
— Так вот, — продолжал Гектор, — это состояние я должен возвратить, я, у которого оно украдено по моей же вине, и я торжественно прошу у вас руку дочери генерала, чтобы богатство, которым я владею, могло вернуться к первоначальной владелице.