Тайны русской веры. От язычества к империи.
Шрифт:
В религиозно-философском плане крайне интересны постоянные ссылки Вассиана на Новый Завет. С одной стороны, в этом явно прослеживается влияние Нила Сорского, тоже стремившегося жить по Евангелию. Но отрицание норм Ветхого Завета, как представляется, имеет более давнюю историю, и в миропонимании Вассиана Патрикеева отразилось, быть может, еще давнее, но сохранившееся в русской религиозно-философской мысли осторожное отношение к ветхозаветным заповеданиям. И одно из согрешений Иосифа Вассиан как раз и видит в увлечении Ветхим Заветом.
Чтобы достичь торжества Христовой любви, Вассиан прежде всего проповедовал нестяжательство — и как способ земной жизни, и как важнейшее условие спасения.
Основываясь на этом главном своем тезисе, Вассиан Патрикеев призывал, по сути дела, к церковной реформе. Именно поэтому он требовал, чтобы монастыри отказались от земельных владений, а их управление передали в руки белого духовенства. Резко отрицательно относился он и к тому, что монастыри владеют крепостными («порабощают крестьян — братьев»). И вообще, он высказывался в пользу того, чтобы преимущественно развивать малые монастыри и скиты, отказавшиеся от имущества, но получающие денежное содержание от государства и богатых землевладельцев.
Вассиан Патрикеев стремился к тому, чтобы «нестяжательство» стало теоретическим и практическим руководством для Русской Церкви. Недаром главным своим трудом он считал особую редакцию кормчей книги, где церковные правила были изложены не по хронологии соборов, а тематически, в соответствии с порядком глав в Сборнике XIV титулов. На сегодня известны три редакции Вассиановой кормчей, причем две последние содержат все увеличивающееся количество переводов с греческого Максима Грека. Кормчая Вассиана, по мнению исследователей, позволяет расширить наше представление об учении нестяжателей. Например, она демонстрирует особый интерес княза-инока к некоторым литургическим вопросам, к календарному счету, здесь Вассиан выступает против пострижения рабов в монастырь, толкует о поведении епископата, о монастырских селах и владельческих правах святительских кафедр и церквей.
Впрочем, в своей неприязни к «иосифлянам» Вассиан нередко доходил до крайностей. Ведь, по ярому убеждению Вассиана, виновными в забвении евангельских истин оказываются не столько еретики, сколько те, кто их казнит — «иосифляне», развращающие церковь богатством. И именно они являются чуть ли не главными врагами веры. Недаром он говорил: «Иосифова монастыря старцы у меня и в келье не бывали, я их к себе не пущаю, и дела мне до них нет».
На свою сторону Вассиан Патрикеев сумел привлечь немало сторонников, в том числе и приехавшего в Россию Максима Грека. Однако последователи Иосифа Волоцкого не собирались сдаваться. В 1522 году митрополитом стал его ученик Даниил Рязанец, который повел жестокую борьбу против «нестяжателей». В итоге сначала осудили Максима Грека, а потом и самого Вассиана Патрикеева. Суд состоялся, в 1531 году, и по его приговору Вассиана, обвиненного в «нестяжательстве» и ереси, заточили в Иосифо-Волоколамском монастыре, где он и погиб от рук «презлых иосифлян» уже в 1532 году.
ПРЕПОДОБНЫЙ МАКСИМ ГРЕК
Выдающийся православный мыслитель, писатель, переводчик Максим Грек (ок.1470–1556) происходил из аристократической греческой семьи и родился в г. Арте в западной части Греции. Как установил И. Денисов, светское имя Максима — Михаил Триволис. В конце XV века он переехал в Италию, где был близко знаком со
В 1518 году, по запросу великого московского князя Василия III, Максим приезжает в Москву в качестве переводчика. Здесь он поселяется в Чудовом монастыре в Кремле и занимается переводами Толкового Апостола и Толковой Псалтири. Первое время он не владел славянским языком, и поэтому в помощь ему были приданы переводчики Посольского приказа Дмитрий Герасимов и Власий. Максим переводил тексты с греческого на латынь устно, а затем уже его русские помощники делали письменные переводы с латыни на славянский язык.
В начале 20-х годов Максим заканчивает порученную ему работу и просит разрешения вернуться на Афон. Однако разрешения не было Дано, но ему поручают новые переводы и исправления других книг. В эти же годы он сближается с Вассианом Патрикеевым и активно участвует во внутрицерковной и внутриполитической полемике между «нестяжателями» и «иосифлянами».
В 1525 году, обвиненный в ереси и даже измене, Максим Грек был осужден и заточен в Иосифо-Волоколамский монастырь, где содержался в тяжелейших условиях при полном запрете на литературную деятельность.
В принципе, большинство обвинений были несправедливы. «Измена» сводилась к тому, что Максим Грек общался в Москве с турецким послом. «Еретические» фразы, найденные в некоторых переведенных им текстах, тоже были вполне объяснимы. С одной стороны, Максим еще не овладел в полной мере славянским языком, отчего возникали различные недоразумения. С другой стороны, он, воспитанный в духе традиционного византийского (греческого) православия, обнаружил в славянских книгах многие несоответствия византийской ортодоксии. Следовательно, и русское православное вероучение, в результате многовекового самостоятельного развития, к XVI веку уже существенно отличалось от греческого. Попытки же Максима Грека ликвидировать эти несоответствия были восприняты Русской Церковью и русскими светскими властями как покушение на православные догматы и на независимость России. Между прочим, в этом заключалась и одна из причин нежелания выпускать Максима из России, — он слишком много узнал. Следовательно, власти опасались, что, вернувшись на Афон, Максим Грек мог повлиять на формирование негативного отношения к России во всем православном мире.
Кстати, какие-либо изменения в установившихся канонах богослужения вообще на Руси воспринимались с трудом. Лишь в XVII веке, при патриархе Никоне, славянские книги будут приведены в соответствие с греческими. Но это снова обернется трагедией, теперь уже общероссийской — расколом Русской Церкви.
В 1531 году Максим Грек был осужден вторично, теперь уже вместе с Вассианом Патрикеевым, причем к старым обвинениям добавились обвинения в волшебстве и чернокнижии, а также в «нестяжательстве» и непочитании русских монахов-чудотворцев, чьи обители владели землями. По сути дела, лишь обвинение в «нестяжательстве» имело под собой почву — Максим Грек и в самом деле говорил и писал о пользе «нестяжания». Его же сотрудничество с Вассианом Патрикеевым послужило для «иосифлянского» руководства церкви, и прежде всего для митрополита Даниила, лишним доказательством «вины» Максима Грека.