Тайны советского хоккея
Шрифт:
Что касается оценки выступления сборной, то можно сказать, что Быков и Захаркин, скорее всего, не прочувствовали ситуацию. Это вообще-то не очень сложно было сделать. Надо было вспомнить Олимпиаду-2006 в Турине. Тогда сборная России, обыграв в прекрасном стиле канадцев в полуфинале, что называется, выпустила пар. И провалила полуфинальный матч против финнов, а потом по инерции уступила в поединке за третье место чехам. Поднялся шум, главным виновником оказался главный тренер Владимир Крикунов. Мол, он не сплотил наших звезд и вообще сработал неудовлетворительно. В Ванкувере наши хоккеисты
Может быть, стоит рассмотреть проблему глубже, глянув внимательнее на игроков, которые у нас находятся на уровне небожителей и вне критики? Причем не нужен никакой «полив». Нет смысла вспоминать про капризы, например, связанные с питанием, когда не понравилась нашим звездам еда в олимпийской деревне и лично Владислав Третьяк, президент ФХР, позаботился – нашел ресторан, где кормили прилично. Нужно посмотреть на вещи профессионально. У сборной России не шла игра, даже у самых лучших мастеров. И нечего на них лишнего навешивать. Никто не застрахован от поражений, надо просто делать выводы. На поверхности лежал пример Турина, на него все вместе внимания не обратили – ни хоккеисты, ни тренеры, ни руководство ФХР.
После двух олимпиад, написанных касательно россиян в основном под копирку, наверное, все ясно. Надо было бы провести серьезный разбор полетов, как это делали раньше, независимо от результата. В Москве на конференции национальной федерации подводили итоги сезона, отчитывались тренеры и так далее. У нас же в 2010 году отчетно-выборную конференцию ФХР вопреки здравому смыслу провели в феврале. Избрали президентом на безальтернативной основе Владислава Третьяка. Произошло это впервые в истории отечественного хоккея.
В свое время огромная роль в развитии хоккея принадлежала тренерскому совету Федерации хоккея СССР. Это были не просто посиделки для «галочки». На каждом заседании шел серьезнейший разговор о тех или иных важных вещах. Вырабатывалась концепция развития и совершенствования игры. Тренеры представляли свое видение на ту или иную тему. И сумма мнений давала, как правило, положительный результат. Но почему сегодня клубы не обращают внимания на тренерский Совет ФХР? Ответ на этот вопрос прост – своя рубашка ближе к телу. Нет же общих принципов работы, нет единого руководства, нет контроля сверху. И бояться, выходит, нечего, кроме того, что отправят в отставку за слабый результат. Это же никуда не годится. Сейчас как раз не хватает профессионального диспута о хоккее, о его развитии.
Казалось бы, на первый взгляд, разговор о современной сборной России не вписывается в наш разговор о судьбе хоккеистов после завершения карьеры. Я бы так не сказал. Мы получили информацию о том, какой колоссальный прессинг испытывали в СССР люди, связавшие себя с тренерской деятельностью. Приведенных выше примеров, полагаю, достаточно, чтобы прийти к выводу: жизнь у тренеров на любых уровнях самая что ни на есть сложная. Безусловно, и сейчас. И если провести нехитрый подсчет, то не трудно выяснить, что в советский период большинство тренеров не дорабатывали до 60 лет. Почему их отстраняли от работы, в том числе самых опытных и авторитетных? И почему они больше в командах мастеров не трудились?
Николай
Безусловно, имели значение результаты. Но все-таки в СССР считали, что с возрастом наставник утрачивает лучшие качества, теряет хватку. Действительно, все тренеры переносили колоссальные психологические нагрузки, да и физические, ибо приходилось ежедневно выходить на лед. И к 50 годам, естественно, накапливалась усталость, и травмы давали о себе знать. К сожалению, у ряда наставников и век человеческий оказался недолгим. В 57 лет ушли из жизни Всеволод Бобров и Игорь Дмитриев, в 64 – Борис Кулагин.
«Вот ты спрашиваешь, почему я рано оставил тренерскую работу, – сказал мне однажды ныне здравствующий 80-летний Николай Иванович Карпов. – Да надоело нервы трепать. И надо было о здоровье позаботиться. Посмотри на тренеров, которые и до шестидесяти не доработали. Эпштейн прожил больше восьмидесяти, Тарасов – 76 лет. Ну, и я. Немало. Вовремя надо заканчивать».
Николай Иванович всегда любил пошутить. Вроде бы и на этот раз посмеивался. Но когда я ему сказал – если бы вам предложили хороший клуб, то наверняка бы не отказались, Карпов легко ответил: «Ха-ха, кто же от солидных предложений отказывается».
Но, с другой стороны, какие тут могут быть шутки. Ведь человек – не машина. Сложнейшая во всех отношениях тренерская работа требовала максимальной отдачи. Естественно, наслаивалась усталость. И, наверное, правильно считать, что «золотой» тренерский возраст, если начинаешь работать где-то в 36–40, приходится на отрезок в 45–55 лет, может, и дольше, как было, например, у Аркадия Чернышева. Но мы никогда не получим ответа на вопрос, сколько бы еще чемпионатов мира и олимпиад выиграл тандем Чернышев – Тарасов, если бы они остались (или их оставили) в главной команде страны.
Другой вопрос, что, уходя из большого хоккея, тренеры, кроме «спасибо», ничего не получали. Работали одинаково на износ, но Тарасов и Чернышев имели армейские пенсии, Аркадий Иванович, кроме этого, довольно долго динамовскую школу возглавлял. А Эпштейн и Карпов сели на скромные пенсии. Как и сотни других наставников. В СССР никто не заикался о каком-то специальном пенсионном обеспечении тренеров, которые могли остаться без работы до достижения 60 лет. Собственно, если присмотреться внимательно, то легко можно сосчитать тех наставников, кто на своих постах после шестидесяти лет задержался. Многие же недоработали до пенсии в качестве старших тренеров. Конечно, куда-то их устраивали, но, как правило, эта работа была «ни уму, ни сердцу».