Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941

Семиряга Михаил Иванович

Итак, провокация имела место и теперь в дело готовились вступить войска. Так оперативно сработал феномен, который на современном военно-политическом языке именуется «быстрым реагированием».

3. Нет блага на войне

Есть такой афоризм: многие не задумываются только потому, что им это и в голову не приходит. Может быть, и советские руководители, прежде чем отдавать приказ солдату нажимать на курок, также не задумывались о последствиях просто потому, что им и в голову не пришло предположение, что финны посмеют оказать сопротивление.

Возникает, естественно, вопрос, видел ли Сталин в войне против Финляндии единственный выход из конфликтной ситуации? Конечно, он предпочел бы удовлетворить свои претензии без применения оружия. Почему же в сложной и противоречивой ситуации начавшейся второй мировой войны советское руководство все же решилось начать военные действия против Финляндии?

Вот как ответил на этот вопрос еще в то время, по

свежим следам событий, Л. Д. Троцкий: «Наступление на Финляндию находится как будто в противоречии со страхом Сталина перед войной. На самом деле это не так. Кроме планов есть логика положения. Уклоняясь от войны, Сталин пошел на союз с Гитлером. Чтобы застраховать себя от Гитлера, он захватил ряд опорных баз на Балтийском побережье. Однако сопротивление Финляндии угрожало свести все стратегические выгоды к нулю и даже превратить их в свою противоположность. Кто, в самом деле, станет считаться с Москвой, если с ней не считается Гельсингфорс? Сказав «А», Сталин вынужден сказать «Б». Потом могут последовать другие буквы алфавита. Если Сталин хочет уклониться от войны, то это не значит, что война пощадит Сталина»[ 435 ].

435

Троцкий Л. Д. Портреты. С. 72.

Итак, ранним утром 30 ноября 1939 г. крупные силы советских войск пересекли границы Финляндии. Их продвижение в глубь страны, где в течение нескольких часов им не оказывали сопротивления, означало фактически «необъявленную войну». В тот же день президент К. Каллио сделал следующее заявление: «В целях поддержания обороны страны Финляндия объявляет состояние войны».

Уже сама эта акция советского правительства означала нарушение норм международного права. Действия сталинского руководства противоречили советско-финляндскому мирному договору 1920 г. и договору о ненападении 1932 г. Советское правительство нарушило также собственную конвенцию (так называемый договор Литвинова), заключенную с соседними государствами в июле 1933 г. К этому документу присоединилась тогда и Финляндия. В нем определялось понятие агрессии и четко отмечалось, что никакими соображениями политического, военного, экономического или какого-либо другого характера нельзя будет обосновать или оправдать угрозы, блокаду или нападение на другое государство-участника[ 436 ].

436

Документы внешней политики СССР. М., 1970. Т. XVI. С. 390–392.

Вместе с тем такая акция означала и нарушение внутригосударственного права, поскольку Конституция СССР 1936 г., которая в правовом отношении хотя и была далека от совершенства, допускала возможность объявления Верховным Советом СССР только «состояния войны», но никак не «войны» как таковой. Причем объявление состояния войны предусматривалось исключительно в двух случаях: при вооруженном нападении на Советский Союз и при необходимости выполнения международных договорных обязательств по взаимной обороне от агрессии. К советско-финляндской войне ничего подобного отнести нельзя, и ее следует квалифицировать как неправомерный акт великой державы против малой соседней страны.

Какие же цели преследовало советское правительство, предпринимая войну против Финляндии?

В ряде официальных советских заявлений кануна и начала войны речь шла о сугубо конкретной цели – безопасности Ленинграда, которая могла быть обеспечена передвижкой границы на 20–25 км. Но в таком случае возникает вопрос: почему же советское руководство и особенно военные деятели считали дополнительное расстояние в 25 км столь спасительным для судеб Ленинграда? Потому (и это усиленно пропагандировалось в печати), что при существовавшем тогда расстоянии от границы до Ленинграда в 32 км финны могли бы обстреливать город артиллерией. Но это совершенно беспочвенные утверждения, так как финская армия для подобных акций не располагала артиллерийскими орудиями необходимого калибра. Вообще ее материальную часть в то время составляли образцы оружия преимущественно еще старой русской армии. Что же касается артиллерии, то из орудий крупного калибра имелись 105-миллиметровые немецкие полевые пушки образца 1930 г. и зенитные орудия[ 437 ]. Даже если бы было возможно их установить непосредственно на границе (что, конечно, абсолютно исключалось), то они могли бы поразить цели, находившиеся лишь посередине расстояния до Ленинграда.

437

ЦГАСА, ф. 25888, оп. 11, д. 17, л. 194.

Ознакомление с первым оперативным приказом войскам Ленинградского военного округа за подписью командующего К. А. Мерецкова и члена военного совета А. А. Жданова показывает, что цели предстоящей операции выходили далеко за рамки обеспечения безопасности города на Неве. В нем шла речь не только о том, чтобы «перейти границу и разгромить финские войска», но и формулировалась такая политическая цель, как освобождение «финского народа от гнета помещиков и капиталистов»[ 438 ].

Маловероятно, что подобную политическую цель командование ЛВО сформулировало без согласования с политическим руководством страны.

438

Караев Г. Разгром белофинского плацдарма 30 ноября 1939 г.– 13 марта 1940 г. Л., 1941. С. 37.

В последующие дни в советской пропаганде, особенно среди войск действующей армии, тезис об «обеспечении безопасности Ленинграда» как будто был напрочь забыт, подчеркивалась лишь «освободительная миссия» Красной Армии в Финляндии[ 439 ]. Вот какие заголовки отчетов о проходивших тогда по стране многочисленных митингах трудящихся в поддержку решительных мер советского правительства против белофиннов пестрели в советских газетах: «Ответить тройным ударом!», «Дать отпор зарвавшимся налетчикам!», «Долой провокаторов войны!», «Уничтожить гнусную банду!», «Безмерная наглость!» и т. д. и т. п. Известный в те годы поэт Вас. Лебедев-Кумач накануне и в течение первых дней войны опубликовал в «Известиях» несколько стихотворений, в которых также не стеснялся в выражениях, «гневно осуждал финских поджигателей войны». Его стихотворение «Велик народный гнев и ярость велика» начиналось следующим четверостишием:

439

Там же. С. 37.

Кровавые шуты! Довольно вам кривляться, – Пришла пора закрыть ваш гнусный балаган! Мы не позволим вам по-хамски издеваться Над трупами рабочих и крестьян![ 440 ]

Пропагандистскими штампами, направленными на разжигание страстей, стали тогда такие выражения, как «белофинские бандиты», «финская белогвардейщина», «Бело-Финляндия» и другие. Развернутая в СССР пропагандистская кампания носила примитивный характер, ибо исходила из нереалистичного предположения, будто трудящиеся Финляндии при поддержке Красной Армии готовы свергнуть «власть капиталистов и помещиков».

440

Известия. 1939. 27 и 29 ноября.

Подобная пропаганда была exitare fluctus in simpulo, т. е. бурей в стакане воды. Она была похожа на «старого пройдоху» из «Стихотворения в прозе» И. С. Тургенева, рекомендовавшего упрекать своего противника в тех грехах, которые сам за собой знаешь: «…упрекайте его в том самом недостатке или пороке, который вы за собой чувствуете. Негодуйте …и упрекайте!»

Каким же путем советское руководство стремилось достичь поставленных целей?

Конечно же, оно, как и правительство любого другого государства, при решении спорных вопросов предпочитало мирный путь, потому что иной путь всегда сопряжен с определенным риском. Если бы это было не так, то оно нашло бы достаточно поводов, чтобы предпринять военную акцию против Финляндии не в преддверии зимы, а гораздо раньше, как это произошло в Прибалтике. Но применение вооруженной силы в решении спорного территориального вопроса никогда нельзя оправдать невозможностью его решения мирным путем. Это императив современного международного права. И тем не менее Сталин, Молотов и Ворошилов пошли на его грубое нарушение.

«План операции по разгрому сухопутных и морских сил финской армии» (так он именовался официально) был разработан командованием ЛВО и подписан командующим К. А. Мерецковым и начальником штаба Н. Е. Чибисовым 29 октября 1939 г., т.е. тогда, когда еще продолжались переговоры[ 441 ].

Основные силы округа на Карельском перешейке были объединены в 7-ю армию (9 дивизий) под командованием командарма II ранга В. Ф. Яковлева. В соответствии с приказом наркома обороны от 17 ноября 1939 г. задача армии состояла в том, чтобы за 8–10 дней овладеть укрепленным районом на Карельском перешейке и, развивая наступление, разгромить финскую группировку в районе Сортавала – Виипури (Выборга). По выполнении этой задачи в зависимости от обстановки быть готовыми развивать наступление на Хельсинки[ 442 ]. Но столица Финляндии не была пределом. Об этом свидетельствует следующее указание: при выходе к шведской и норвежской границам границы не нарушать и не допускать провокаций. Военнослужащих шведской и норвежской армий на границе приветствовать отданием чести[ 443 ].

441

ЦГАСА, ф. 25888, оп. 14, д. 2, лл. 1, 3, 4, 6, 14.

442

См.: Василевский А. Дело всей жизни. М., 1975. С. 96; Советская военная энциклопедия. М., 1979. Т. 7. С. 419.

443

ЦГАСА, ф. 37974, оп. 1, д. 235, лл. 1–2.