Тайны старой аптеки
Шрифт:
Мадам Клопп проснулась!
— Миссис Лемони, я должен идти. Если меня здесь поймают…
— Найдите Терренса, — прозвучало из-за двери. — Он что-то придумает! Передайте ему все, что я говорила. Скажите ему, что я люблю его и что только он способен мне помочь…
Джеймс кивнул и бросился бежать.
***
Подумать только!
Подумать… только…
Джеймс приблизил керосиновую лампу к странице и провел пальцем по изображенному на литографии лицу. Чем дольше он в него всматривался, тем больше ничего не понимал…
Часы когда-то
По коридору, ворча о том, что этот туман нарушил все ее планы, прошла мадам Клопп. Джеймс не обратил на нее внимания…
Когда теща аптекаря проснулась, было уже около шести часов вечера. Джеймс полагал, что она тут же обнаружит пропажу ключей, но старуха переоделась и, покинув комнату, направилась в кухоньку, которая ютилась на под-этаже у лестницы, — готовить ужин. Это дало Джеймсу возможность проникнуть в спальню тещи аптекаря и вернуть ключи. Только он шмыгнул в свою комнату, как она вернулась, бормоча: «Ну вот, снова ключи забыла…»
Джеймс вздохнул с облегчением, а потом… его, будто из чана с отходами, окатило страхами, сомнениями и тревожными мыслями.
Не в силах найти места, она начал бродить по комнате, пытаясь осмыслить все, что успело произойти. Он все думал о бедной миссис Лемони. Если она говорила правду — а Джеймс был склонен ей верить, — то картина вырисовывалась прескверная. Безумный аптекарь, ведомый своими страстями и терзаемый чувством неразделенной любви к женщине, которую он вожделел, пошел на невероятное злодейство, чтобы ее заполучить. Все встало на свои места… Осколок за осколком правда выстроилась, словно разбитое зеркало, которое он, Джеймс, сам того не зная собирал.
— О, Пуговка, — говорил Джеймс, обращаясь к своему чучелу, — ты даже не представляешь, во что мы с тобой встряли. В поисках книги, я нехотя заглянул за ширму и увидел гадкую, отвратительную тайну Лемюэля. Этот человек так хорошо скрывает свою истинную натуру, что никто даже в страшном сне не представляет, кто он такой на самом деле. Он пытается силой и подлыми ухищрениями заставить себя полюбить эту несчастную. Сперва он ее сюда затащил, позвал доктора, а теперь… Да, Пуговка, ты права! Лекарство, о котором я тебе рассказывал… он почти доделал его! Последний ингредиент вот-вот будет у Лемюэля, и тогда Хелен… бедная Хелен…
Джеймс подошел к кровати и, сев на краешек, прижал к себе Пуговку.
— А как он выстилается перед старухой. «Да, мадам», «Простите, мадам», «Разумеется, мадам»… Это все игра. Именно он управляет своей тещей. Уверен, мадам Клопп искренне считает, будто она здесь главная, но он подобрал к ней ключик и вертит ею, как ему вздумается. Она ведь не поднимается наверх, когда приходит доктор Доу, верно? Конечно, ведь Лемюэль ее убедил, что лечит Хелен, что ищет лекарство… Гнусный человек и… Я должен что-то сделать! Что, как это не должен, Пуговка?! А что ты предлагаешь? Оставить все как есть и сделать вид, будто ничего и не было? Я — ее последняя надежда, Пуговка, как ты не понимаешь?! Если бы ты только слышала ее голос, ее плач…
Джеймс вскинул голову.
— Нет, я ее здесь не брошу! Не позволю ему провернуть свой мерзкий план! Да, я помню, что
Джеймс встал на ноги, поставил Пуговку на кровать и натянул пальто. Взяв в руки котелок, он сказал:
— Жди здесь. Я быстро. Передам просьбу Хелен констеблю Тромперу и вернусь. Я должен успеть предупредить его о том, что задумал Лемюэль, пока не начался шквал…
Джеймс решительно направился к двери, повернул ручку, распахнул ее и… застыл.
За дверью стоял Лемюэль!
По спине побежали мурашки. Сердце отчаянно заколотилось.
— Джеймс…
— Кузен…
Лемюэль с подозрением оглядел Джеймса.
— Вы куда-то собрались в такой поздний час и такую непогоду? Я уже запер аптеку.
— Но я… я думал…
— Что вы думали, Джеймс?
— Я думал выйти подышать свежим воздухом и…
— Я уже запер аптеку, — повторил Лемюэль.
— Но может, если я ненадолго выйду…
— Не стоит, Джеймс. Сегодня был очень тяжелый день, вы хорошо потрудились. К тому же скоро будет ужин. Слышите стук молотка? Мадам Клопп готовит кроличьи отбивные… Она говорила, что вы привезли с собой журналы «Ужасы-за-пенни». Почитайте, отдохните… Этот вечер целиком и полностью в вашем распоряжении.
— Но как же ночная работа?
— О, сегодня я жду лишь одного посетителя. Он прибудет ровно в десять, чтобы сделать заказ. Особой работы не предвидится — город готовится к шквалу.
Лемюэль неожиданно бросил резкий взгляд поверх плеча Джеймса.
— А это еще что?
Джеймс обернулся и с ужасом понял, что не спрятал Пуговку — она по-прежнему стояла на кровати!
— Это… это моя…
— Постарайтесь, чтобы это не попадалось на глаза мадам Клопп, Джеймс. У нее будет сердечный приступ, если она это увидит.
Джеймс кивнул. Лемюэль развернулся и пошагал к себе. Дверь его комнаты закрылась.
Джеймс запер свою, для надежности пару раз повернув ключ.
— Ты слышала, Пуговка? — гневно прошипел он. — Каково лицемерие! Как он трясется, чтобы мадам Клопп не злилась. Мы-то с тобой знаем, что он тут всем заправляет… И как теперь выйти? Что? Ты можешь говорить громче? Точно! Молодец, Пуговка! Нужно дождаться, когда к нему приедет посетитель, он будет занят, а я выскользну и найду констебля Тромпера. Но чем заняться до того?
Лемюэль советовал почитать. Джеймс последовал его совету, вот только взял в руки он вовсе не «Ужасы-за-пенни».
Усевшись на кровать, Джеймс раскрыл дневник прадедушки и сам не заметил, как с головой ушел в его жизнь…
Господин Лемони и правда оказался ужасным человеком. С каждой новой перевернутой страницей Джеймс все сильнее в этом убеждался. Аптекарь просто ненавидел город, в котором поселился, ненавидел его жителей и даже называл их слизняками. Страница за страницей он описывал посетителей аптеки, особо отмечая их недостатки и по-настоящему наслаждаясь их недугами. Ему доставляли удовольствие страдания тех, кто заходил в аптеку, но больше он радовался тому, что называл «своими экспериментами над этим неблагодарным городом». Если по-простому, то он проводил опыты над посетителями, создавая все новые и новые побочные эффекты для своих лекарств. Чем именно перед ним этот город провинился, господин Лемони умалчивал. Лишь порой писал, что Габену очень не достает гротескианы…