Тайны тамплиеров
Шрифт:
Но долг надо отдавать. Посовещавшись, преданные советники короля придумали хороший путь решения всех проблем: они предложили провести «облегчение» ливра, то есть изменить состав монет так, чтобы содержание золота в каждой стало более низким. Филипп с радостью согласился: так он думал разом решить все проблемы. И хотя его предупреждали ломбардские банкиры, что дело это нехорошее, от советов от с легкостью отмахнулся. И — вошел в историю как король-фальшивомонетчик.
Он приказал выпустить новые монеты большого номинала, основательно снизив в них процент золота, то есть новые деньги были номинированы как обладающие очень высокой покупательной способностью, но на самом деле были гораздо дешевле «старых» денег. Для этого несколько раз за два десятилетия изымались старые полновесные монеты, отправлялись в переплавку, а на смену им с монетного двора выходили ничего не стоившие «пустышки». Доход в казну, конечно же, сразу возрос ровно во столько раз, во сколько была завышена цена монет! Но королю требовалось куда больше денег, чем было в его казне! И он решился удвоить церковную десятину. Тут уж не выдержал папа римский, на тот момент Бонифаций Восьмой. Разъяренный семидесятивосьмилетний строптивец тут же выпустил буллу, в которой запрещал любые выплаты мирским феодалам, будь они трижды королевской крови. Небо есть небо, земля есть земля. Эта выходка Рима разозлила Филиппа. Он запретил вывоз золота и драгоценностей из Франции. Поскольку для папы Франция тоже была источником дохода, и неплохим, тому пришлось
Но до того как начать процесс против Ордена храма, Филиппу еще пришлось воспользоваться услугами рыцарей. Вполне вероятно, что они спасли ему жизнь.
С 1 октября 1306 года Филипп объявил введение в государстве новой, полновесной серебряной монеты. Об этом поспешили разнести весть во все уголки страны специально снаряженные для оглашения королевского указа гонцы. Как все тщеславные люди, король весьма любил, переодевшись в простонародное (с его точки зрения) платье, прогуливаться по улицам Парижа. Он заходил в лавки, посещал рынки, стремился затесаться в толпу, чтобы своими ушами услышать, как о нем отзываются его благонамеренные подданные. В тот злосчастный день король тоже переоделся и отправился в народ. Однако то, что он услышал, не было приятным для королевского уха. Народ, который уже два десятилетия жил с «плохими» деньгами, теперь оказывался в ловушке: ныне обесценивались уже не деньги, а сами товары. Призрак голода замаячил на горизонте. Париж бурлил. И надо же случиться такому несчастью, переодетого короля заметили в недовольной толпе, к нему уже тянулись руки, кто-то пытался прижать короля к стене и совершить над ним быстрый и справедливый суд. Филипп перепугался. Вполне вероятно, что в этот момент он призывал на помощь ангелов небесных. Явились, однако, не ангелы, а рыцари — в белых плащах и с алыми крестами на груди, они точно ножом разрезали толпу, выставили перед собой щиты и образовали длинный спасительный коридор — от рынка до самого Тампля, столичной резиденции тамплиеров, где после изгнания со Святой земли находилось их столичное командорство. Король прошел между неколебимыми как скала рядами рыцарей и оказался за высокими стенами гостеприимного замка. Оправившись от первого шока, он стал присматриваться к Тамплю. Именно здесь уже долгое время хранилась казна короля: под защитой честных рыцарей она была в безопасности. К несчастью для тамплиеров, у Филиппа были зоркие глаза. Он заметил и роскошь в Тампле, и богатую отделку залов, достойную разве что монархов. Эти вещи он быстро улавливал, и скорее всего в момент, спасительный для короля и несчастный для тамплиеров, монарх понял, как можно одним разом решить все государственные проблемы. Король нашел того «богатого Буратинку», которого можно принести в жертву, чтобы получить все его имущество.
А за стенами вспыхнули беспорядки. Парижане, недовольные новой политикой короля, выражали свой гнев. Им даже удалось захватить кого-то из королевских чиновников. И такое выражение «восторга» проходило по всей стране. Обеспокоенный Ногарэ, стремясь перевести стрелки, поспешил указать на «истинных» виновников бедствий народа. Ими, конечно же, оказались евреи. И при предыдущих монархах все беды народные нередко списывали на евреев, недаром один из наносных островков на Сене получил название еврейского — там в свое время было сожжено немало людей этой национальности, обвиненных во всех смертных грехах. И вот теперь Ногарэ предприимчиво объявил, что все беды народа не от плохих денег, а от ростовщиков и менял, а король издал указ о выдворении этих нелегалов за пределы страны. Начавшиеся еврейские погромы быстро отвели подозрение в порче денег от короля, а имущество богатых евреев перешло в государственную казну.
Но о том, что король увидел внутри неприступного Тампля, он не забыл.
Тамплиеры стояли на очереди следующими.
И хотя спустя десятилетие Жоффруа Парижский в стихотворной хронике оценил действия короля по заслугам: «Ты брал сотую часть, ты брал пятидесятую, ты брал так много займов, король… В твоих закромах должны быть деньги тамплиеров, евреев и ростовщиков. Ты обложил налогами и податями ломбардцев. Никогда до тебя короли не обращались так плохо со своим народом… На смертном одре короля охватило раскаяние… В его время больной была вся Франция, и у народа мало причин для того, чтобы оплакивать его кончину», рыцарям от этого легче не было, потому что их могущественный Орден был унижен и запрещен.
Пятница, тринадцатое
Король завидовал тамплиерам, поскольку они были непомерно богаты и зачастую обладали той властью, о которой он и мечтать не мог. Папа обижался на своих рыцарей, поскольку любая попытка установить над ними контроль ни к чему хорошему не приводила. И папы, и короли — все они видели, что Орден вкладывает невозможные деньги, занимаясь строительством, которое не под силу никакому другому ордену, как бы его ни снабжали. Сколько командорств они построили по всей Франции? Сколько возвели храмов, причем не каких-то сельских церквушек, а вполне
Король Филипп Красивый засылал к тамплиерам своих доверенных лиц, но толку от них было немного. Он и сам попытался вступить в Орден и стать его Великим магистром, но королю вежливо отказали, сославшись, что в Уставе запрещено совмещать две эти должности. Недовольны поведением тамплиеров были и папы. Рыцари все чаще отказывались становиться карателями и идти войной против христиан в Европе. А когда они наконец-то получили Кипр и стали считать себя полными хозяевами мира, ничуть не хуже папы и короля по статусу, терпение и у Филиппа, и у папы лопнуло. Тем более что советник короля Гийом де Ногарэ со слов изгнанного из Ордена брата Флуарана рассказывал какие-то совсем уж дикие истории. В Европе полным ходом шла борьба с еретиками, дымились костры инквизиции, поэтому разделаться с непонятливыми рыцарями было несложно — достаточно обвинить в ереси. И можно завладеть сказочными богатствами, которые не дают спокойно спать! Только бы не узнали, не ускользнули, не успели спрятать сокровища… И для вида поддерживая дружеское расположение к рыцарям Храма, Филипп задумал сатанинский план. Сначала он уведомил папу Климента Пятого, будто у него имеются бесспорные доказательства, что рыцари Храма замечены в ереси и содомии. А всем бальи и сенешалям Франции он разослал особые письма, вскрыть которые они должны были накануне 13 октября 1307 года, ночью. Письма были предусмотрительно отправлены 14 сентября. Между тем, король делал вид, что все идет нормально, даже пригласил Великого магистра Жака де Молэ на похороны жены своего родного брата точно за день до ареста, 12 октября, и тот держал траурный шнур ее балдахина… А на рассвете по всей Франции прошла волна арестов. В одном только парижском Тампле взяли сто сорок братьев…
Все мы немного боимся числа тринадцать, а особенно, если тринадцатое число месяца выпадает на пятницу. Но где корни столь странного суеверия? Разгадку не стоит искать ни в древних текстах, ни в том, что тринадцатым апостолом считался Иуда, ни в том, что пятница — нехороший по астрологическим показаниям день. Все намного проще. То злосчастное утро 13 октября 1307 года приходилось на пятницу. Пятницу, тринадцатого дня месяца. И всякий раз, вздрагивая в суеверном предчувствии, мы таким странным образом поминаем тени погибшего Ордена. Специально ли выбрал Филипп такую дату для ареста? Скорее всего — нет. Он просто учитывал, что нужно оповестить всех бальи и сенешалей по всей стране и на это требуется не меньше месяца, а дата — воля случая. Поскольку письма были разосланы 14 сентября, то месячный срок выпадал на 13 октября. Тем не менее этот «случай» так врезался в наше сознание^ что стал черной датой для любой пятницы, выпадающей на тринадцатое число, а не только для пятницы 13 октября! Из одного этого исторического экскурса вы можете понять, что означало для людей само событие. Ведь ни поражения в каких-то сражениях, ни массовые казни не стали поводом для образования связи между числом и днем недели, когда произошли. И только пятница 13 октября прочно закрепилась в памяти как число дьявола.
Знали ли о готовящихся арестах рыцари, было ли это неожиданностью? Очевидно, о чем-то догадывались, что-то знали наверняка, потому что очень многие рыцари попали под арест, но важные бумаги — нет. Есть сведения, что Великого магистра де Молэ предупреждали и далее просили, чтобы он скрылся. Престарелый магистр спокойно дал себя захватить — бегать он не привык. Это был гордый, сильный и мужественный человек. «Отрекайтесь на словах, не отрекаясь в душе, — так он сказал своим рыцарям. — Если молено открытием малых тайн сохранить большие, почему бы так и не сделать?» Единственное, чего старый тамплиер не смог предположить, — что рыцарей станут пытать самым чудовищным и беспощадным образом, буквально с кровью выдавливая показания. Молэ был простой человек, как он сам признавался, «неграмотный», прежде всего рыцарь, воин, но не богослов. Он привык сражаться за свой Орден с оружием в руках, он не умел сражаться с казуистическими обвинениями оппонентов. При всем том он был еще и наивным человеком. Ему казалось, что король не захочет уничтожать Орден, потому что Орден спас его от смерти. Очевидно, он верил в благодарность короля. Он верил тому, что, очевидно, было обещано — покайтесь и получите отпущение грехов. Жак де Молэ считал к тому же, что поскольку его Орден подотчетен только папе, то и судить его светские власти не имеют права, поэтому все, что сказано светским властям, не имеет силы. И уж никак он не мог себе представить, что все происходящее — просто игра двух владык — светского и небесного. Но для короля и папы суд над тамплиерами был схваткой иного рода. Они выясняли, кто из них в данный момент круче, кто обладает большей властью. Бедный старый магистр! Он оказался игрушкой в их руках, то признаваясь во всех грехах, мыслимых и немыслимых, то отрекаясь от сказанного.
Король мечтал устроить очень быстрый и очень показательный процесс. Вот этого счастья ему не было дано. Процесс затянулся на семь лет. И все эти семь лет плененные тамплиеры должны были оплачивать расходы из собственного кармана — за еду, за крышу казематов над головой, за смену белья, за все, за все, за все. Их ведь считали непомерно богатыми! Для папы, с его стороны, было выгоднее решение оттягивать и оттягивать, чтобы поставить выскочку-Капетинга на свое место. Поэтому папа никуда не спешил. За право короля судить рыцарский духовный Орден он хотел выторговать для себя наиболее приемлемые условия. А положение, в котором он оказался, не способствовало ликованию. Филипп попросту арестовал папу и заставил его сидеть в Авиньоне, поближе к Франции, а не в далеком Риме. Эти годы так и вошли в историю как годы «авиньонского пленения» пап.
Все ли тамплиеры были арестованы? О, многие. Причем во время ареста они даже не пробовали сопротивляться. Инспектора приходили в укрепленные замки и при рыцарях описывали их имущество, а рыцари смотрели и не вмешивались в процесс. Почему? Никто не захлопнул перед королевскими посланцами ворота, никто не выскочил с мечом в руках и не превратил этих посланцев в крошево. Они могли выдержать в комтурствах долгую осаду, но все распахнули ворота. Почему? Скорее всего, рыцари верили, что бояться им нечего, что они не сделали ничего дурного и все обвинения будут с них сняты, впрочем, вряд ли они даже подозревали, какие обвинения могут им предъявить! Но не стоит считать, что абсолютно все из них были так наивны. Некоторым удалось выскользнуть из хорошо расставленных силков. Это было довольно сложно, потому что теперь на них велась охота. Населению были зачитаны указы, чем может им грозить укрывательство тамплиеров. Любого человека, подозреваемого в том, что он рыцарь-тамплиер, могли арестовать и бросить в тюрьму. И хотя многие могли бежать из-под стражи — о, они это умели! — очень немногие этим шансом воспользовались. На всех дорогах были отряды королевских солдат, прочесывающих места укрытий. Рыцари стали зверем, которого гнали от охотника к охотнику, и спасти беглецов могло только чудо. За короткое время около пятнадцати тысяч человек оказались под стражей.