Тайны темной стороны
Шрифт:
– Ребята, я тут такое раскопал, что даже боюсь говорить, потому, как вы прям щас в тапочках и побежите!
Это был Тимур – заводила – рыжий Овен, необычайно сильный и задиристый.
– Ну, ты уж попытайся, а я их подержу, – встрял я, поскольку считался в этой компании человеком холодным и рассудительным.
– Не могу, вот еще грогу бы мне… тогда, может, спьяну я бы и выболтал, хотя, скажу я вам, все военные тайны дешевле стоят, чем …– он постучал себя пальцем по темени. Выпив еще полстакана грогу, как всегда, за безнадежное мероприятие, рыжий Тимур пустился в повествование. Он достал довольно потрепанную тетрадь, объявив, что это его походный дневник позапрошлого года.
– Вот, читаем, – он стал водить пальцем по карандашным
– Ну и что? – спросил я.
– Помолчи! Мы тогда были примерно в пятидесяти километрах к югу от поселка Хайдаракент. – Тимур поставил точку на карте, где должен был находиться поселок, затем была отмечена точка пика Коммунизма и через них проведена линия.
– Дальше… Я читал, что у индусов, проживающих в северных штатах, по крайней мере в некоторых племенах, существует обычай располагать алтарь и жертвенник в северной или же в северо-восточной части дома, но чаще все-таки в северной. Это продиктовано тем, что, по их мнению, самые зловредные – это духи северных гор и севера вообще. Они считают, что на север утекают силы человека, и на север же улетает его душа после смерти, особенно, если человек вел неправедный образ жизни. С подобными поверьями я встречался не раз, но в данном случае речь идет о касте посвященных браминов из Сринагара и Джаммы.
Он отметил на бумаге Сринагар и Джамму и также линии азимутов на север и северо-восток. Линии пересеклись примерно на широте горы Чогори в северо-западных Гималаях.
– И последнее, что я хотел сказать на сегодня…– он сделал паузу, – Признаться, я сразу воспринял этого человека, как посланника, ибо его слова прозвучали для меня, подобно грому, я тогда чуть не рухнул прямо на тротуар. Он… Да, кстати, я не сказал, что это мой сокурсник-афганец, у него все предки из города Пули-Хумри. Собственно, это скорее не город, а ПГТ по-нашему, я о нем и узнал-то совсем недавно, недалеко от него Костя погиб, ты помнишь его, – он обратился к Кару, это было прозвище одного из них. Тот кивнул.
– Так вот в том разговоре мне Ибрагим, ну это имя того афганца, говорит, что, дескать, все зло идет с востока. Ну, это он к тому, что мы тогда говорили о какой-то секте буддийского толка, а может, и не буддийского, в общем – восточного. Ну, вот он по востоку-то и прошелся. Я сразу его перебил и говорю, что, мол, это что же у вас там про восток пословица такая есть? А он и отвечает, что да, мол, пословица, дед его еще любил повторять, и, кстати, на охоту ездил только в западном направлении. Ну, теперь вот вам Пули-Хумри, – он поставил точку, – и вот направление на восток, – он провел луч азимута. Линии пересеклись, ну или почти пересеклись, неважно это. В комнате воцарилось молчание.
– Я так понимаю, что вы обалдели, – продолжал Тимур, – но я все же позволю себе подвести некоторые итоги. В точке, которую мы с вами только что наметили, сосредоточен источник земного зла. Это, если хотите гнездо дьявола, ну, или, может быть, одно из гнезд. И в этой связи: какие будут соображения?
Когда я взглянул на их лица, то уже тогда понял, что препятствовать бессмысленно, ничего уже сделать нельзя, разве только следовать вместе с ними, и вместе с ними разделить все.
Это во многом были странные люди, не верящие ни в Бога, ни в черта, и одновременно очень тонко чувствующие природу и строго выполняющие абсолютно все заповеди странников, многие из которых домоседу могут показаться нелепыми.
– Я надеюсь, что вы не настолько обалдели, чтобы действительно рвануть прямо сейчас, не переодевая тапочек? – спросил я в надежде, что до лета еще далеко и может как-то поостынет. Это было наивное предположение. Бехли,
Мы отправились туда в июне, пройдя едва видимыми тропами две границы. Один раз, уже в Пакистане, нас даже почти засекли, но ветер, к счастью, изменил направление, и собаки нас не учуяли. Мы прошли, потом день отдыхали, испытывая странное чувство, что это уже не Союз, а Индия, родина многих мудрецов и пророков. Так мы шли в общей сложности месяц, питаясь, в основном, подножным кормом и не прикасаясь к НЗ, который изрядно оттягивал плечи.
Настала последняя ночь перед штурмом последнего перевала. Было совсем тихо, но внезапно в наш сон ворвался шум камнепада. Выскочив из палатки, я обнаружил, что камень, величиной с футбольный мяч, остановился в одном сантиметре от того места, где я только что спал. Это, безусловно, было предупреждение, однако мне ничего не оставалось, как сделать вид, будто смысл случившегося прошел мимо меня. После завтрака, когда мы двинулись в путь, я был очень подавлен, поскольку понимал насколько опасно игнорировать знаки, которые посылает Мир. Однако мне повезло, более того, мне повезло так, как только может везти пьяным, сумасшедшим или же просто баловням судьбы. Переходя через очень бурную реку, что протекала вдоль долины, я упал и сильно подвернул ногу. Травма была серьезной, и ни о каком дальнейшем продвижении не могло быть и речи. Тогда пришлось пойти на компромисс. По иронии судьбы они решили, что это им повезло, они подбадривали меня, хлопали по плечам, мол, не расстраивайся и обещали обо всем подробно рассказать. Я же только молился про себя. Что говорить, ведь поделать было уже нельзя ничего даже тогда, когда мы сидели на той самой даче возле камина.
Из трех рюкзаков они оставили два, сложив в один все самое-самое необходимое. Конечно, так было легче, и, стало быть, появился шанс обернуться за два-три дня.
Они ушли вверх по перевалу, почти не оглядываясь, оставив меня с вещами в безопасном месте. Я перевязал ногу и, вырезав костыль из ствола молодого дерева, стал кое-как медленно передвигаться к реке и обратно, потом наловчился и стал уже довольно бойко двигаться по долине, исследуя все ее закутки. Прошло четыре дня, и я уже стал волноваться. В ночь четвертых суток вдруг стал слышен странный рокот, доносившийся со всех сторон, но все же, хотя я и не уверен, в большей степени он доносился с той стороны, куда они ушли. Сначала я подумал, что близится землетрясение, такое когда-то наблюдалось на Кавказе, но мой проводник-сван очень серьезно говорил, что это духи гор что-то не могут между собой поделить: «В это вреэмя лучше сыдэть дома и нэ висовыват нос, а нэ то будэшь и бэз носа и бэз нычего», – так он говорил, и мы день пережидали в его сторожке, где он обычно живет, когда охотится или пасет овец.
По всему выходило, что духи гор заметили ребят, и я стал пытаться привлечь их внимание в мою долину. Ковыляя от куста к кусту, падая и ругаясь, я собирал по веточке хворост и выкладывал его посреди долины в виде мальтийского креста. Спустя часа три мой крест вспыхнул, и я ходил вокруг него, взывая к духам гор и бросая в огонь крупу, изюм и лавровые листья…
К утру рокот прекратился и около полудня я увидел на вершине перевала двух людей. Они шли каждый сам по себе, не страхуя друг друга и не переговариваясь. Это было странно, я взял бинокль и, разглядев, узнал Бехли и Тимура. Вскоре они подошли к палатке и сели, опять же – каждый сам по себе. Первым заговорил Бехли: