Тайны темной стороны

Черный Таисий

– Значит, – продолжал Андрюха, – набил он так с полсотни, а потом они в тот штрек ходить и перестали. А спустя месяца три, получилось вот что. До меня на этих конвейерах Витька Дырявый ходил. Придурок был полный. Из клея БФ на сверлильном станке спирт добывал. Руку себе просверлил, отсюда и кликуху получил. Ты его знать не можешь. Он как-то денатурата нажрался и после под поезд попал. Так вот Дырявый-то за бутылку и смастерил этот прожектор.

Идет он, значит, по линии, проверяет, как вдруг слышит за спиной шаги. Поворачивается – никого. Темнота, и только где-то далеко, говорит, поперек штрека огонек прошел. Вроде как из одной стены вышел

и в другую зашел. Он подумал, что это кто-то из ребят кругами ходит, и даже крикнул пару раз, но нет – тихо было. Тогда он повернулся и пошел себе, думал, что померещилось. Однако вдруг, опять слышит сзади много шагов, вроде как топот. Поворачивается, головой вертит, а понять ничего не может. И только уже метрах в пятнадцати, как он сказал, заметил, что пол шевелится. Присмотрелся, а там – крысы кругом, миллион, наверное, и все на него бегут. Он как заорет, и давай драпать со всех ног. Падал, в воде вывалялся, а те уж совсем его настигают. А до подъёмного ствола еще о-го-го, да и что подъёмник! Его же еще опустить надо. Хорошо, если повезет, и он внизу окажется. Тогда Дырявый-то сообразил, и вскочил на конвейер, и, пробегая, кнопку включил на пересыпе. Крысы ж так быстро не могут, они и отстали.

– А если б догнали, то что?

– Сожрали бы, и дело с концом.

– И часто такое бывает? – спросил я, поежившись. Крыс я терпеть не мог.

– Да нет, на моей памяти один раз и было. А как не быть, он же прожектор поставил. Ой, дурак был!.. – Андрюха сплюнул и покачал головой.

– А что потом?

– А потом в шахту он уже не спускался. Пошел в депо электровозы ремонтировать. Да там и спился.

– А что за огонек он видел тогда? – спросил я.

– Как что! Шорин смерть показал.

Я посмотрел на Андрюху, но он смеяться и не думал. Сидел себе, как и прежде, уставившись на воду. Женька тоже к рассказу вроде бы относился равнодушно – смотрел куда-то вверх, да пускал иногда дымные кольца.

– А что же, если шорина увидеть, то это всегда означает, что он смерть показывает?

– Та не-е-е-т! Просто он Дырявого хотел к рукам прибрать. Вот и все. А так, ежели кто признаёт его, уважает, то он даже помогает. Меня, вот, раз от обвала спас.

– Как это?

– А так. Стою я, как-то около маслостанции. Лампочки там надо было поменять. Копаюсь себе. Там, вообще-то, место нормальное. Светло, кровля высокая. Да, ты знаешь, мы ходили туда. Так вот, стою я, значит, а за спиной свист. Я повернулся – никого. Тогда я понял, что это он свистит, и отошел от того места подальше, туда, где электровоз стоит. А как отошел, так прямо над маслостанцией кровля и просела. Арки как сухари трещат, болты на них словно пули выстреливают. Одна гайка даже насквозь фонарь пробила.

– А как ты понял, что это шорин свистит? Я бы подумал, что это Кочерга опять что-то придумал.

– Вот потому шорин тебе ничего и не показывает. Ему ведь все равно, что ты есть, что тебя нет. Он здесь хозяин, он сам по себе, а если и поможет в чем-либо, то только если сам захочет.

– Женька, а ты шорина видел? – обратился я к моему новому знакомому.

– Н..н…ет. Н…но ф..ф..онарь его к..к..ак-то п…п..рих..х..одилось. С..с..амого его Ан..н..дрюха в..в..идал.– он кивнул в Андрюхину сторону.

Андрюха безразлично смотрел в другую сторону, время от времени выпуская носом синеватый дым.

** ** **

Через пару дней довелось нам работать на более глубоком горизонте. Там недавно случилась авария на конвейерах, и многих перебросили сюда, на ликвидацию последствий. Мы уже все закончили, до конца смены оставалось минут сорок, и тогда Андрюха коротко отрезал: “Отдыхаем! “

Тишина была такая глубокая, что я уже было начал засыпать под заунывные Андрюхины рассказы. Он опять что-то затянул про зону у Ленских столбов, где отсидел после войны почти десять лет, про тайгу и про то, что чудом выжил. Я не уставал его слушать. Он был умелый рассказчик. Всякая его история была логически выверенной и эмоционально приправленной.

– В общем, сам не знаю, как я тогда концы не отдал. Вся братия там осталась, я всех пережил, – подытожил он. – Хотя, конечно, что и сказать, природа могучую силу имеет. Кого захочет, того из любой переделки выведет, а кого нет – тому труба.

Внезапно над головой гулко загудел диспетчерский телефон.

– Чего это там? – спросил я у Андрюхи.

– А, опять сейчас маслостанцию пошлют смотреть или еще что-либо, – махнул он рукой и направился к телефону.

– Ну чего тебе?! – по обыкновению гаркнул мой странный наставник. – Чего-чего? – его голос изменился и стал немного тревожным. – Ага, понял. Сейчас идем… Ну прямо щас, говорю! Спасателям сказали уже? Все, ладно. Оттуда позвоню. Оттуда, сказал, позвоню. Все!

При слове «спасатели» мне стало как-то неуютно, и я даже поерзал от нетерпения. Андрюха повесил трубку и очень просто сообщил:

– Потоп. На четвертом горизонте. Зараза… Говори, не говори – все без толку… Насосы встали. Пошли, Лёха, бегом, может аварийный сумеем запустить.

Мы бежали, хлюпая по воде, что было сил. Вдоль широкого тоннеля по бокам попадались брошенные бочки, зубчатые колеса и прочий хлам, который я раньше совсем не замечал. Теперь же он мешал неимоверно, выпирая ржавыми боками. Время от времени я за что-то цеплялся, несколько раз падал, но снова вставал, и с трудом нагонял Андрюху, который, хоть и пыхтел, словно колесный пароход, но бежал, тем не менее, как заправский спринтер. Пару раз мы «ныряли» в какие-то наклонные стволы, снова переходили в горизонтальные штреки, и вот, последний наклонный ведущий к четвертому горизонту.

Прибежав к штреку четвертого горизонта, мы встали как вкопанные и еще какое-то время так и стояли, тяжело дыша. Вода там поднялась уже больше, чем на метр, но пока что никого видно не было. Все механизмы стояли, и вокруг было черно и мертвенно тихо, и лишь колышущаяся вода отблескивала множеством черных обсидиановых лезвий.

– Мы что, ближе всех оказались? – Спросил я. – Почему нет никого?

Андрюха не ответил, он деловито вошел в воду по пояс и двинулся куда-то вглубь черного, мерцающего корявыми отблесками воды, штрека. Я последовал за ним, но мне такой же отрешенности достичь не удалось. Мое дыхание остановилось, а ноги, тотчас одеревенев, перестали слушаться – вода была ледяная, думаю, что градусов восемь от силы. Постояв немного, и попривыкнув, я все-таки двинулся за исчезающим силуэтом Андрюхи. Спустя еще пару минут, тело потеряло всякую чувствительность, и уже дыхание не спиралось, но появилось чувство, что если резко повернуться, то ноги попросту отвалятся. Кроме того, дрожь била все тело, зубы стучали так, что невозможно было выговорить ни слова.