Тайны ушедшего века. Сенсации. Антисенсации. Суперсенсации
Шрифт:
Эйзенхауэр, по его словам, живо представил себе яркую картину того, что произошло бы с любым американским или британским командующим, если бы он следовал подобной тактике.
В начале 90-х годов в столице Карелии Петрозаводске вышла книга Айно Куусинен — жены известного деятеля международного коммунистического и рабочего движения. Актриса, она оставила своего мужа еще в начале тридцатых годов, отсидела положенный срок в лагерях, а затем принимала официальные соболезнования у его
Мемуары «Господь низвергает своих ангелов» написаны ею после возвращения из Советского Союза в Финляндию. Опубликованы согласно завещанию после смерти автора.
Отто Куусинен был крайне честолюбив, ревниво следил, как осуществляются его планы. Но после, когда дело было сделано, он легко позволял другим присваивать себе славу. В глубине души Отто был самоуверен до циничности, он никогда бы не склонился ни перед кем. Он был непоколебим в своей уверенности, что нет в мире человека способнее его, и особенно низко ценил данные Сталина.
Возможно, успех Отто объяснялся и тем, что его как иностранца многие вещи в России не трогали, и он давал это понять. Трагедия коллективизации, террор, аресты невиновных — все прошло мимо него… Мудрая осторожность, сильное чувство самосохранения были его главными качествами.
Однажды Куусинен похвалился жене, что за свою жизнь «менял шкуру, как змея, семь раз». Близкий друг Николая Бухарина, Куусинен был автором «самой желчной речи» после изгнания «любимца партии» из Коминтерна. Он был как бы окутан тайной. С годами качество это усиливалось: в любой компании он казался посторонним. Это был политик, теоретик, работа его проходила за кулисами.
Айно долго размышляла и пришла к выводу, что главное в этом человеке — то, что он ненавидел, а не то, что любил. О Финляндии Куусинен говорил всегда с ненавистью. Судя по всему, он мечтал покорить Финляндию. Однажды он признался жене, что хотел бы взять власть в Финляндии, а впоследствии стать «проконсулом» всей Скандинавии. А когда коммунизм победит во всей Европе, он снова вернется в Москву, и весь мир будет подчиняться его воле…
По свидетельству Айно Куусинен, ее муж был автором речи Георгия Димитрова на Лейпцигском процессе. Зиновьев, Бухарин, Димитров были для Коминтерна лишь вывеской — в отличие от Куусинена, отвечавшего за его международную и теоретическую деятельность. К концу тридцатых годов он пришел к убеждению, что победы коммунизма не достичь политическими средствами, нужна военная сила.
Куусинен содействовал продвижению наверх бывшего руководителя карельского комсомола Юрия Андропова, который во многом копировал своего учителя: такой же холодный шахматист, почти не появлявшийся на людях и равнодушный к почестям и наградам. Возле Андропова группировались люди, составившие ядро горбачевской команды.
Передо мной информация наркома НКГБ СССР В. Н. Меркулова секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Жданову «О политических настроениях и высказываниях советских писателей». Она носит гриф «Сов. секретно». Сей прелюбопытнейший документ, ныне рассекреченный, длительное время хранился в архивах ЦК КПСС. Документ подготовлен на основании агентурных сведений, поступивших в НКГБ.
О Корнее
«В литературе хотят навести порядок. В ЦК прямо признаются, что им ясно положение дел во всех областях жизни, кроме литературы. Нас, писателей, хотят заставить нести службу, как и всех остальных людей. Для этого назначен тупой и ограниченный человек, фельдфебель Поликарпов (заместитель начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). — Н. З.).
В журналах и издательствах царят пустота и мрак. Ни одна рукопись не может быть принята самостоятельно. Все идет на утверждение в ЦК, и поэтому редакции превратились в мертвые, чисто регистрационные инстанции. Происходит страшнейшая централизация литературы, ее приспособление к задачам советской империи».
«В демократических странах, опирающихся на свободную волю народа, естественно, свободно расцветают искусства. Меня не удивляет то, что сейчас произошло со мной. Что такое деспотизм? Это воля одного человека, передоверенная приближенным. Одному из приближенных я не понравился. Я живу в антидемократической стране, в стране деспотизма, и поэтому должен быть готовым ко всему, что несет деспотия».
«По причинам, о которых я уже говорил, т. е. в условиях деспотической власти, русская литература заглохла и почти погибла. Минувший праздник Чехова, в котором я, неожиданно для себя, принимал самое активное участие, красноречиво показал, какая пропасть лежит между литературой досоветской и литературой наших дней. Тогда художник работал во всю меру своего таланта, теперь он работает, насилуя и унижая свой талант».
О Константине Федине.В связи с появлением в свет и критикой его книги «Горький среди нас» писатель допускал среди друзей следующие высказывания:
«До меня дошел слух, будто книгу мою выпустили специально для того, чтобы раскритиковать ее на всех перекрестках. Поэтому на ней нет имени редактора — случай в нашей литературной действительности беспрецедентный.
Если это так, то ниже, в моральном смысле, падать некуда. Значит, я хладнокровно и расчетливо и, видимо, вполне официально, был спровоцирован».
«Смешны и оголенно ложны все разговоры о реализме в нашей литературе. Может ли быть разговор о реализме, когда писатель понуждается изображать желаемое, а не сущее? Печальная судьба литературного реализма при всех видах диктатуры одинакова».
Относительно задач советской литературы Федин сказал: «Не нужно заблуждаться, современные писатели превратились в патефоны. Пластинки, изготовленные на потребу дня, крутятся на этих патефонах, и все они хрипят совершенно одинаково… Пусть передо мной закроют двери в литературу, но патефоном быть я не хочу и не буду им».
О Федоре Гладкове.Сексоты сигнализируют о наличии у него антипартийных взглядов на положение советской литературы:
«Писательский труд используется для голой агитации; оценки литературного произведения по его художественным достоинствам не существует; искусственно создается литературная слава людям вроде Симонова и Горбатова, а настоящие писатели в тени».