Тайны уставшего города (сборник)
Шрифт:
Тут, конечно, появились «возмущенные советские граждане», которые и стащили заносчивого британца с эстрады.
Они прекрасно помнили постулат великого вождя товарища Сталина, что самый простой советский человек стоит на две головы выше любого буржуазного чинуши.
Знатный гость покинул Москву, увозя в душе злобу и обиду. А после этого его папенька начал против нас холодную войну и железный занавес опустился.
Насчет причин начала холодной войны я, конечно, пошутил, но все остальное правда.
Впервые я попал в кафе «Националь» в 1950 году. Я был тогда
Мы тогда жили в весьма пуританском обществе. Половина страны ходила в форменной одежде, вторая половина носила вещи, сшитые на наших передовых фабриках.
Джаз был запрещен, иностранные фильмы можно было увидеть только на случайных сеансах в окраинных клубах. Чтобы достать билет на американскую картину, мы иногда простаивали ночами в очереди.
Нам нравились эти фильмы, в которых не было ударных темпов, профсоюзных и комсомольских собраний.
Мы смотрели их и старались подражать экранным героям, по возможности так же одеваться, так же ходить, так же уверенно и твердо говорить.
Мы сидели в «Национале» и дымили сигаретами, именно сигаретами, хотя их тогда почти не курили – большинство людей предпочитали папиросы.
Мы именно дымили, потому что всерьез никто из нас тогда не курил. Но сигарета была признаком мужественности, заграничности, и нам казалось, что с ними мы выглядели солиднее и старше.
Мой покойный отец, профессией которого было доставать из-за кордона чужие секреты, был человеком веселым, любившим погулять в ресторане.
За то недолгое время, пока он находился в Москве, он веселился по полной программе. К тому, что я рано начал с приятелями ходить по ресторанам, он относился философски, субсидировал мои походы и давал дружеские советы.
– «Националь» обходите стороной, – говорил он.
Уж кто-кто, а он точно знал, что притягательное это кафе было своеобразным садком, из которого потом абакумовские ребята изымали нужных персонажей для своих сценариев заговоров.
Но все мы жили в счастливом неведении, поэтому огни кафе на углу улицы Горького и Манежа заманивали нас в элегантный и немного чопорный мир.
В первый раз, когда я пришел в «Националь», меня поразили люди, сидевшие за столиком недалеко от нас.
Как сейчас, помню уже немного разгоряченных знаменитых актеров Михаила Названова и Павла Массальского, а через два столика что-то ели сошедшие на грешную землю Любовь Орлова, Григорий Александров и Ростислав Плятт.
Совсем недавно на экран вышел фильм «Весна». Принят он был зрителями с необыкновенным восторгом. В те годы решиться поставить фильм, в котором не было соцсоревнования, партконференций и нравоучительных рабочих-ветеранов, было событием. В фильме даже целовались. Такую непростительную эротику мог пробить через цековские препоны только режиссер, поставивший любимый фильм вождя «Волга-Волга».
Я, кстати, не шучу. Начиная с 1950 года из старых фильмов
Так ВКП(б) беспокоилась о нашем моральном облике. Мне приходится иногда делать экскурс во всевозможные глупости того времени, но иначе сегодняшнему читателю многое будет просто непонятным.
Нас, молодых, привлекало в «Национале», кроме интерьера, изумительной кухни – в те годы мы, правда, мало в этом разбирались, – возможность увидеть не на сцене, не с экрана людей, которые были нашими кумирами.
В кафе царила особенная дружелюбная обстановка, и мы, молодые, чувствовали себя практически равными с этими известными людьми, носившими на лацканах пиджаков медали лауреатов Сталинской премии.
В те годы это было принято.
Ну и, конечно, цены, что для нас было особенно важно.
В своем изумительном романе «Долгое прощание» Юрий Трифонов описывает, как его герой Гриша Ребров приходит в «Националь».
«Угнездившись за любимым столиком у окна, он пил кофе, жевал весь вечер один остывший шницель с картофельным паем, который умели по-настоящему делать только здесь, в „Национале“… Ребров был без денег. Утром взял у Ляли десятку».
И снова хочу пояснить. Это была десятка, которую в 1961 году Никита Хрущев переименовал в рубль.
Правда, после «разжалования» на этот рубль в «Национале» можно было выпить две чашки кофе.
Когда у нас совсем не было денег, мы заказывали окуня на сковородке, яблочный пай и кофе, и это стоило все ту же десятку.
В 1950 году в читающей Москве произошло заметное событие: журнал «Новый мир» в октябрьском и ноябрьском номерах опубликовал повесть Юрия Трифонова «Студенты».
Впервые на страницах журнала мы прочли нечто похожее на правду, увидели послевоенный московский быт.
Я, Валера Осипов и Юлик Ляндрес, впоследствии Юлиан Семенов, бегали на какие-то диспуты, до хрипоты обсуждали поведение героев, и все это было нам необыкновенно интересно.
По-моему, в сентябре 1951 года к нашему столу в «Национале» подошел крепкий парень в пошитом, видимо, в Риге пиджаке-букле, на лацкане которого висела медаль лауреата Сталинской премии третьей степени. Он вежливо поздоровался с нами, присел за стол и завел с Валерой Осиповым разговор о баскетболе.
Поговорив несколько минут, Валера спохватился и познакомил нас. Он представлял нас с перечислением всех спортивных достижений и наград, а про гостя сказал просто:
– Это Юрий Трифонов.
Я и раньше видел его, он сидел всегда в первом зале у стены, эти столы постоянно занимали уважаемые завсегдатаи, среди которых было много писателей.
Один из них вызывал у меня необыкновенный интерес. Был он невысокий, коренастый, с большой головой, копной седых волос. Смотрел на мир добро и насмешливо.
– Ты знаешь, кто это такой? – спросила меня как-то моя барышня Ира.
– Нет.
– Это Юрий Карлович Олеша, мы живем в одном доме.
– Ну, конечно, знаю, – решил я показать свою образованность. – «Три толстяка».