Тайны уставшего города (сборник)
Шрифт:
Только ты начинаешь целоваться с любимой девушкой, как за спиной раздавалось деликатное покашливание и веселый голос спрашивал:
– Гражданин, прикурить не найдется?
Но их присутствие напрочь исключало любые криминальные действия на Тверском бульваре. Он заслуженно приобрел в Москве славу самого спокойного места, и сюда сбегались парочки со всего центра.
Они объяснялись в любви, не зная, что их счастье охраняет сама государственная безопасность.
Что делали топтуны, так мы называли людей, стоявших в «зоне визуального
Все оказалось просто и незатейливо. Тверской бульвар был трассой, по которой сам Лаврентий Павлович Берия возвращался в свой особняк на улице Качалова.
Приход к власти Никиты Хрущева с его командой, вполне естественно, послужил началом грандиозной чистки правительственного аппарата. Чиновников выгоняли со службы безжалостно и быстро. И если при Брежневе опальным «вождям» оставляли квартиры, а иногда и казенные дачи, то Никита Сергеевич карал сурово и беспощадно.
Бывшую номенклатуру выселяли из элитных (по тем временам) квартир, и они бежали в Моссовет за ордерами на новую жилплощадь.
Но начальник, хоть и бывший, все же начальник. Поэтому новые квартиры им предоставлялись в тихом столичном центре. А таким был район Бронных, Тверского бульвара и многочисленных переулков в районе Никитских Ворот.
Это вообще стало в Москве заповедным местом. Со временем в этом районе начнут беспощадно рушить прекрасные особняки и доходные дома и на их месте возводить кирпичные безликие жилища новых государственных чиновников высокого ранга.
Но в те времена Тверской бульвар стал местом прогулок представителей поверженной власти.
Надо сказать, что после того, как улицы города перестали именоваться чьими-то трассами и Тверскому бульвару вернули его прежнее предназначение, летом он превращался в мужской клуб.
Начиная часов с двенадцати сюда сбегались все пенсионеры. Это, кстати, была заслуга постсталинских преобразований, потому что в те былинные времена не существовало пенсионного возраста и на пенсию уходили или инвалиды, или глубокие старики, остальные вкалывали до гробовой доски.
Итак, новоявленные пенсионеры занимали лавочки, и бульвар превращался в «игорный дом». Гремели кости домино. Зычные выкрики «Рыба!» заставляли вздрагивать мирных прохожих. На соседних лавочках лихие старички с руками синими от татуировок «шпилили» в картишки.
Самые солидные занимали левую, тихую часть бульвара. Это было место шахматистов.
А по аллеям степенно гуляли «бывшие». У них сохранились еще пальто и костюмы, пошитые в спецателье, по ним, словно по погонам, они точно определяли, на каком номенклатурном уровне состоял в свое время изгнанник из рая закрытых продуктовых распределителей.
Они не играли с населением. Они совершали свой променад, обсуждали новую власть и ждали.
Среди них было много узнаваемых людей, чьи портреты в свое время печатались в газетах и журналах, мелькали в кадрах
Телевидение в те годы практически не влияло на умы электората. Обладатели телеприемников КВН-49 и их соседи смотрели в основном фильмы и спектакли.
Солидные люди, погуляв немного, направлялись к славному кафе, стремительно построенному в конце бульвара, неподалеку от памятника Тимирязеву.
Здесь они пили кофе, ели мороженое и матерно ругали Никиту Хрущева за неправильную экономическую политику, особенно за освоение целины.
Как ни странно, бывшие номенклатурщики оказались правы. Целина не накормила страну, она даже не оправдала тех денег, которые вложили в подъем сельского хозяйства будущего независимого Казахстана.
Я достаточно долго проработал в целинном крае и сам видел, как в нечеловеческих условиях молодые ребята, приехавшие со всей страны по комсомольским путевкам, добивались рекордных урожаев и как большая часть его гибла, так как старые маломощные элеваторы не справлялись с таким количеством зерна.
Но местные и московские партийные лидеры докладывали «дорогому Никите Сергеевичу» (так в те годы назывался документальный фильм) о рекордных урожаях, и он был счастлив.
Все, кто пытался рассказать правду о великой аграрной «Панаме», немедленно становились врагами развитого социализма. Даже я получил достаточно жестокий урок.
Так уж исторически сложилось, что Тверской бульвар выводил нас, словно знаменитого витязя на картине Васнецова, к камню.
«Налево пойдешь… Направо пойдешь…»
Правда, ничем страшным этот перекресток не угрожал. Наоборот, именно отсюда можно было попасть «в пучину чувственных удовольствий», как любит говорить мой друг кинодраматург Володя Акимов.
Пойдешь налево – попадешь в потрясающую шашлычную, направо – в замечательный ресторан ЦДЛ, прямо – в роскошную пивную Дома журналиста.
Мы назначали встречи в кафе на Тверском. Летом сидели за столиками прямо под деревьями – ну чем не Париж! – а зимой в небольшом чистеньком зале.
Буфетчица Наташа выдала мне страшный секрет, что Московский трест ресторанов открыл эту точку по просьбе разжалованных номенклатурщиков, поэтому здесь всегда были хорошие закуски, кофе и мороженое и, конечно, коньяки и вина.
Слух об этом славном и тихом местечке медленно расползался по соседним улицам, и сюда начали забегать разные центровые люди.
Несколько раз я столкнулся там со своим старинным знакомым Ильей Гальпериным.
Я познакомился с ним, когда он заведовал маленьким магазинчиком, торговавшим всевозможной галантереей в проезде МХАТа.
Илья тогда был королем дефицита. Все дело в том, что страна, усиленно строившая социализм, не обращала внимания ни на какие бытовые мелочи.
И вдруг в городе появилось достижение просвещенной Европы – мужские носки на резинках, которые носят нынче все, и венгерские полуботинки на пряжках.