Тайны Васильков или мое нескучное лето

Филимонова Лина

В бабушкином шкафу обнаружилось толстое покрывало с крупными васильками. Не помню, чтобы бабушка когда-нибудь им пользовалась. Наверное, потому, что оно слишком большое и тяжелое.

Еще были остатки чайного сервиза: сахарница, заварочный чайник и две чашки с блюдцами. На каждом из предметов были изображены по три василька, окруженных мелкими листиками, совсем не похожими на те, которые растут у настоящих васильков. Мы с особым вниманием все это осмотрели, особенно чайник. Ване даже удалось заглянуть в его загнутый носик с помощью фонарика.

Ничего. В сахарнице лежало несколько пожелтевших квитанций. Тоже, можно сказать, ничего.

Последнюю вещь с васильками мы чуть не пропустили. Она настолько примелькалась, что я совершенно не обращала на нее внимания. Я каждый день брала ее в руки, резала на ней хлеб и овощи, мыла ее и вешала на место. Я говорю о разделочной доске. Она была довольно старой, и рисунок на ней почти совсем стерся. А нарисованы на ней были, естественно васильки. С одной, нерабочей, стороны. Понятно, что сама по себе доска не может служить тайником или чем-то в этом роде. Но она была не сама по себе, а с вешалкой. Деревянный ромбик со стороной около пятнадцати сантиметров и деревянным же штырьком посередине. Ромбик был закреплен на стене слева от раковины.

Я с бьющимся сердцем протянула к нему руку. А вдруг за ним скрывается тайник, выдолбленный в стене? Может, там какая-нибудь маленькая дверца, а за ней… моему воображению представлялись сверкающие россыпи сокровищ. Деревянный ромбик оставался неподвижным, хотя я усердно его толкала в разные стороны. Это меня вовсе не разочаровало. Наоборот, я решила, что, раз его не так просто снять со стены, значит, за этим что-то кроется… Я принесла табуретку, вскарабкалась на нее и с энтузиазмом продолжила дергать ромбик так и этак. Он не поддавался. Я оглянулась на Ваню.

— Ну что ты стоишь, как памятник Пушкину? Помоги мне!

— Ты уверена? — задал Ваня странный вопрос.

— В чем?

— В том, что памятник именно Пушкину и в том, что тебе нужна помощь.

— Ваня, иногда мне кажется, что ты немного странный, — я прервала свое увлекательное занятие и воззрилась на него сверху.

Кстати, я не собираюсь говорить, что его странности мне даже нравятся.

— Посмотри на меня, — я скрестила руки на груди и задумчиво вперила взгляд в пространство. — Представь, что на голове у меня почти африканские кудри. Ничего не напоминает? Ты именно так и стоял.

Ваня взъерошил волосы и улыбнулся.

— А по второму вопросу, — продолжала я. — Ты можешь, наконец, снять со стены эту проклятую штуковину?!

— Конечно.

Ваня подошел, протянул руку, ухватился растопыренными пальцами за деревянный ромбик и резко дернул его вверх. Ромбик остался в его руках, а на стене обнаружилась шляпка от шурупа и ромбовидный отпечаток. И все. Никаких маленьких тайных дверец от тайников, набитых сверкающими драгоценностями.

Из моей груди вырвался громкий вздох разочарования.

— Ты правда думала, что там что-то может быть? — спросил Ваня.

— Нет, — ответила я. — Не думала. Но немного надеялась.

Следующий

пункт был включен в список исключительно по моему настоянию. На нем не было изображений васильков, но зато в нем, в этом самом железном кувшине, они все время стояли. Кувшин представлял собой нечто совершенно уникальное. Я никогда и нигде не видела ничего подобного. Он был довольно большой, на нем были выгравированы какие-то вьющиеся растения и крохотные птички, он вмещал в себя около трех литров воды и весил не меньше центнера. Во всяком случае, когда я была ребенком, то поднимала его с большим трудом, а один раз даже уронила, не удержав в руках. От падения кувшин нисколько не пострадал. Я тоже в последний момент успела отскочить, так что мои пальцы ног остались целы.

— На нем нет васильков, — сказал Ваня.

— Я тебе уже объяснила. В нем все время стояли васильки.

— И зимой?

Я вздохнула и укоризненно посмотрела на Ваню.

— Если следовать твоей логике, — продолжал он, — то нужно включить в список все, что так или иначе соприкасалось с васильками. Стол, на котором стоял кувшин, кран, из которого в этот кувшин с васильками набирали воду, скатерть, которая находилась между дном кувшина и столом…

Но ему не удалось сбить меня с толку.

— Этот кувшин у меня стойко ассоциируется с васильками, ясно?

— Ясно, — сдался Ваня. — Как сказал бы Глаз: «Стойким ассоциациям, как своим, так и чужим, следует уделять самое пристальное внимание».

Он так похоже скопировал интонацию Глаза, что я не удержалась от смеха.

Мы еще немного побродили по дому, пристально вглядываясь во все предметы обстановки, но ничего подходящего больше не обнаружили. Правда, в библиотеке Ваня высказал предположение, которое мы решили включить в список седьмым, заключительным пунктом, снабженным большим знаком вопроса.

— А, может, это книга? — спросил Ваня, проводя рукой вдоль одной из полок.

— Какая книга?

— Не знаю, — он пожал плечами, отошел от стеллажей и окинул их оценивающим взглядом. — Какая-нибудь книга про васильки. Есть такие книги?

— Наверное, есть. Но я ничего такого не припоминаю… Ботаникой моя бабушка, кажется, не интересовалась.

— Я не про ботанику говорю. Может быть, какая-нибудь пьеса «Васильковый лес». Или сборник стихов «Среди васильковых полян». Или детектив «Васильки-убийцы»…

От последнего предположения меня передернуло.

— Не знаю, — я растерялась. — Ничего в голову не приходит… Хотя большую часть книг из этой комнаты я прочла. Или хотя бы держала в руках.

— Вообще, эти книжные стеллажи представляются мне очень перспективным местом…

Я тяжело вздохнула.

— Но не обязательно заниматься этим прямо сейчас. Можно отложить на потом. На завтра, например.

— Хорошо, — вяло согласилась я. — Пусть будет завтра.

Лишь бы не сейчас. Честно говоря, меня от всех этих васильков уже слегка подташнивало. И к тому же глаза слипались.