Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5

Рэйборн Деанна

– Я хотел, чтобы это стало сюрпризом для мисс Спидвелл, – солгал Стокер не моргнув глазом, – но предложил ей познакомиться с сэром Фредериком, чтобы изучить его работы.

Она медленно кивнула, будто нехотя принимая такое объяснение.

– Да, Фредди уникален и когда-то по достоинству оценил бы этот проект, но не сейчас.

– Почему не сейчас? – спросила я.

Леди Велли развела руками.

– Фредди – практически калека, – решительно сказала она. – Несколько лет назад у него начались приступы дрожи в конечностях. У него хватало сил, чтобы заниматься повседневными делами: писать письма, бриться – но он не мог уже

держать кисть больше нескольких часов подряд. Он сделал себе имя как раз на размере своих полотен: масштабные, огромные картины, больше самой жизни, вот они какие. Вам нужно посмотреть на мой портрет в клубе «Геликон», мой бюст там размером с младенца, – сказала она, хрипло рассмеявшись. – Но в нынешнем состоянии, когда он не может работать долго, полотно такого размера заняло бы у него годы. Он пробовал себя в миниатюрах, но для них нужна тонкость, на которую он больше неспособен. И он занялся дизайном мебели и перестройкой дома. Устрашающая громадина – внутри выглядит как Королевский павильон в Брайтоне.

– Хэвлок-хаус?

– Да, он, – кивнула она. – Ему от отца досталось приличное наследство. Вы слышали о Септимусе Хэвлоке?

Она поочередно посмотрела на меня и Стокера, и мы закивали.

– Да, Септимус был очень известным художником своего поколения. Портрет королевы Виктории в день коронации обеспечил ему попадание в Королевскую академию в беспрецедентно раннем возрасте, в семнадцать лет. Он написал всех коронованных особ в Европе, а закончил свои дни при дворе русских царей в качестве их личного художника. В общем, Фредди на жизнь вполне хватит его наследства.

Она замолчала и потянулась к миске с орехами и щипцам и увлеченно начала колоть орехи, а мы ждали, когда она закончит свой рассказ.

– Пока Фредди был молод, он не интересовался этим наследством. Хотел сам заработать много денег. Молодец, что тут скажешь. Нельзя полагаться только на семейные связи, – добавила она, многозначительно посмотрев на Стокера. – Если у человека есть таланты, нужно использовать их на благо королевы и страны.

Стокер рассматривал свои ногти и ничего не ответил.

– И сэр Фредерик сумел добиться успеха, – напомнила я.

– Да, это правда, – согласилась она. – Он был очень талантливым художником на своем уровне, но ему было не сравняться по гениальности с отцом, и это было для него болезненно, – сказала она мне, подтвердив свои слова уверенным кивком. – Когда тело Фредерика стало ему отказывать, он построил это удивительное монструозное здание на краю Холланд-парка, нечто среднее между жилым домом, студией и картинной галереей. Он хотел организовать клуб для поклонников искусства, чтобы они могли собираться там и устраивать дискуссии, а также пристанище для подающих надежды молодых художников.

– Очень великодушно с его стороны, – заметила я.

Леди Велли хмыкнула.

– Великодушно, да. Фредди может быть очень великодушным, но только когда ему самому это выгодно.

– А чем ему выгодно это предприятие?

– С ними он пытается играть бога. Он советует им, какую плату брать за свои работы, в какой художественной манере писать, с кем спать. Когда вокруг него толпятся все его юные протеже, он чувствует себя все еще важной персоной, этаким pater familias для этой перспективной молодежи. Он знакомит их с богатыми покровителями – у этих людей денег больше, чем вкуса, и они могут позволить себе платить много за то, чтобы их научили,

что нужно любить.

Мое сердце взволнованно забилось. Я все гадала, как лучше подвести леди Велли к разговору о Майлзе Рамсфорте, но она и сама подошла вплотную к этой теме.

Я широко раскрыла глаза и придала лицу самое невинное выражение.

– А не связан ли сэр Фредерик с бедным мистером Рамсфортом?

Темные глаза леди Велли блеснули.

– Майлзом Рамсфортом? Да, связан. Но странно называть его «бедным», девочка моя, если он убийца, приговоренный к смертной казни, – мягко добавила она.

– А вдруг он невиновен? – заметила я. – Он не предоставил никакого алиби.

– Что как раз и указывает на его виновность, – возразила леди Велли. – Но я вижу, вы оптимистка, мисс Спидвелл. Я часто наблюдала эту черту в лепидоптерологах.

– Я тоже ей об этом говорил, – вмешался Стокер.

Леди Велли задумчиво посмотрела на меня.

– Да, охотники на бабочек любят сложную погоню за красотой, которая может ускользнуть прямо из-под носа. Но странное это занятие – охотиться на бабочек, а не на тигров, – тихо добавила она. – Вы собственноручно умерщвляете живые существа, правда, мисс Спидвелл? Интересно, сможете ли вы остановиться на бабочках?

Я потянулась к чашке и осторожно обхватила пальцами теплый фарфор.

– Смерть – это необходимый противовес жизни, леди Веллингтония.

Она вновь хрипло рассмеялась.

– Не стоило мне говорить об этом, мисс Спидвелл. Ведь я гораздо ближе к ней, чем вы.

В этот момент мистер Баринг-Понсонби громко всхрапнул и сам от этого проснулся.

– А? Что такое? Да, вот теперь я готов съесть пудинг, – сказал он, потирая руки. Он посмотрел в свою пустую миску с остатками крема англез на донышке. – О, кажется, я его уже съел. Какая жалость!

Стокер придал своему лицу выражение ангельской невинности, а леди Велли поднялась.

– Ничего страшного, Сесил. Ты и так толстый.

Стокер предложил ей руку, а мистер Баринг-Понсонби пошел со мной. Час был поздний, напольные часы в прихожей отбили четверть первого ночи, когда мы вышли из маленькой комнаты для ужинов.

– Я должна поблагодарить вас обоих за очень интересный вечер, – сказала леди Веллингтония. Стокеру она подставила щеку для поцелуя, а мне просто протянула руку. На ней были старомодные кружевные митенки, дорогие лоскутки, которые не могли скрыть дряблость ее рук и уж точно не грели ее, но она носила их лишь для того, чтобы показать: у нее достаточно денег на безделушки.

Я слегка коснулась шишковатой руки, осторожно, чтобы не дотронуться до пальцев с раздутыми суставами. Они были унизаны тяжелыми кольцами со старыми мутными бриллиантами.

Она медленно кивнула.

– Дайте мне знать, что у вас выйдет с Фредди, – сказала она, и мне показалось, что она при этом подмигнула. – Он не сможет написать вам ваши пейзажи, но, думаю, у него есть кто-то, кто на это согласится.

На этом она пожелала нам спокойной ночи, и из теплого и светлого главного дома мы вышли в темный сад с тяжелым от сгущающегося тумана воздухом. Для нас оставили фонарь, и Стокер нес его, освещая нам тропинку к Бельведеру, а собаки преданно бежали за нами. Не сговариваясь мы решили устроиться в нашем укромном уголке в Бельведере и пропустить по последнему стаканчику, вместо того чтобы расходиться на ночь по отдельным домикам, где обычно только спали.