Тайны Вивьен
Шрифт:
Они вошли в уютный кабинет, большую часть которого занимал огромный стол, испещренный царапинами как вечными напоминаниями о старых ошибках. Величественный камин зиял черной дырой. В нем давно не разводили огонь. А большой портрет поглощал стену позади стола. Темно-синие глаза мужчины застыли в вечном прищуре, а точеный острый нос выдавался вперед. Лоб закрывали взлохмаченные черные волосы, но шрам, пересекающий правую бровь, горел рваной линией.
– Кто это? – Лили подошла ближе, вглядываясь в черты мужчины. Что-то неуловимо знакомое крылось в нем.
– Мой прапрадед – граф Маврос Кир. Он – последний,
– Почему?
– Бабушка рассказывала, что Кир разочаровался в Ордене и не позволил своим детям пойти по его стопам. Этот портрет нарисовал его сын по просьбе самого Кира. Прадед повесил его в кабинете и в завещании указал никогда не перевешивать. Странная просьба. Впрочем, многие вещи, которые он совершал, более чем странные. К примеру, эта надпись на портрете. Прадед добавил ее позже. Или цифры, выгравированные на семейном кольце. Отец почти всю жизнь бился над разгадкой тайных посланий Кира, но так и не смог понять.
Лилия наклонилась ближе и с трудом прочитала заковыристую фразу внизу портрета.
– Иногда судьба меняет добро и зло местами. – Она взглянула на Феликса: – Что это значит?
Мужчина засмеялся:
– Кто бы мне объяснил. Я же говорю, прадед был чудаком. Взгляните. – Он снял семейную печатку с указательного пальца и провел ногтем по внутренней стороне кольца. – Цифры 854-959. Наша семейная тайна, разгадку которой никто не может найти.
Лилия вскинула брови, но, как ни силилась, не видела ничего загадочного в гравировке. Граф надел кольцо и улыбнулся. Только сейчас Лили поняла, что они стоят слишком близко друг к другу. Она чувствовала легкий парфюм Феликса и видела серебристые искры в его глазах. Наедине. Они были наедине, и эта мысль током пронзила тело Лили.
– А вы хотели бы состоять в Ордене? – пробормотала она и сделала шажок назад.
Дистанция между ними увеличилась, и дышать стало легче.
– Не думаю, что хочу положить свою жизнь на служение таинственному Ордену. И бороться с кровожадными сектантами. Я вижу будущее более размеренным и спокойным. Семья, дом, дети. Что, не верите? – усмехнулся Феликс.
– Нет, вы не похожи на семейного человека.
– Это дело поправимое.
Они замерли, смущенно вглядываясь в лица друг друга. И снова необъяснимое чувство, что никогда раньше Лили не встречала юношу, похожего на Феликса. В его душе горел теплый свет, который манил ее как бабочку. Вот только обожжется не она, а он. Тот, кто радушно развлекал ее семейными тайнами. Тот, кто с восхищением смотрел на прапрадеда, а затем с не меньшим восторгом смотрел на нее.
– Кажется, нас заждались, – прошептала Лилия.
Феликс кивнул, но она заметила, как его лицо омрачилось легкой тенью разочарования.
Глава 6. Сирота из Парижа
Русамия. Велидар. 1859 год
Маленькая белокурая девочка сидела на ковре перед горящим камином. В ее руках фарфоровая куколка. Прекрасное творение мастера. Личико улыбается, а блеск огня отражается на ее светлых локонах.
– Мари! – в глубине дома разнесся крик.
Девочка вздрогнула, поспешно
– Мари, вы сделали уроки? Я же говорила, никаких игр, пока не закончите домашнее задание. – В гостиную вошла седовласая гувернантка с длинной указкой в руках.
Мари невнятно пролепетала ответ, и женщина нагнулась ниже. Насколько позволяло наглухо застегнутое вдовье платье и затянутый корсет.
– Что? Говорите громче!
– Я все сделала, Зоя Васильевна, – пересиливая себя, громко произнесла Мари по-русамийски.
Гувернантка сжала тонкими, похожими на птичьи когти пальцами лицо девочки и повертела в разные стороны. Затем взглянула на ее руки.
– Что это?! – вскричала Зоя Васильевна, хватая Мари за ладонь. – Вы где так поранились, юная леди? – На расцарапанной коже остались грязные разводы от пыли. Гувернантка принялась нещадно тереть ее ладонь, но она добилась только того, что вновь сорвала запекшуюся кровь.
Мари всхлипнула и вырвала ручку, обхватывая ею куколку.
– Моя заколка упала и закатилась под кресло, – бормотала она. – Я пыталась ее достать, но поранилась…
– Как можно быть такой неуклюжей! Леди не лезут под кресло, для этого есть слуги. – Зоя Васильевна выпрямилась. – Идите и умойтесь, Мари. А я проверю ваши уроки, и, если вы мне соврали, эта указка, – для наглядности женщина рассекла ею воздух, – научит вас говорить правду.
Мари побледнела, задержала дыхание от испуга и не дышала, пока гувернантка не вышла из гостиной. Никто не заметил, как глаза у куколки сверкнули красным светом. И впервые ее лицо исказилось злобой.
Мари спряталась под одеяло, чтобы не слышать криков, заполонивших дом. Она не понимала, что случилось, но ей было страшно. Тетя Жаклин кричала, что Зоя Васильевна выпрыгнула из окна и сломала шею. Зачем ей надо было прыгать, Мари не знала, но надеялась, что доктор сможет вылечить Зою Васильевну. А пока что у нее, видимо, будет новая гувернантка.
Душевная боль сдавила сердце, и Мари понятия не имела, когда она пройдет. Хотелось забыться сном или напиться до потери пульса, но она беременна. Все, что Мари может, это молча терпеть боль от измены мужа.
Уже три дня она сидела в спальне, не решаясь выйти и посмотреть ему в глаза. Еще рано. Нужно больше времени, чтобы залечить раны.
Мари открыла дверь горничной, которая принесла поднос с едой, и так же молча закрыла за ней. Волосы длинными неухоженными прядями свисали вдоль лица, рукав белого пеньюара порвался. Еда казалась отвратительной, но надо есть ради ребенка. Мари села за туалетный столик, стараясь не смотреть на свое отражение, и через силу запихнула в себя ложку рисовой каши.