Тайны военной агентуры
Шрифт:
В это же время в генеральном штабе в Токио находился майор Тосаку Хирано, офицер из штаба 2-й армии. Прибывший неделю назад из Хиросимы, чтобы доложить об имеющихся в порту города военных припасах, он в воскресенье должен был вернуться, однако, отложив свой отлет, все еще находился в столице, и теперь ему позвонили из центральной штаб-квартиры в Осаке, находившейся в расположении 2-й армии, и сообщили, что связь со штабом армии в Хиросиме и другими, лежавшими западнее, пунктами пропала.
Генеральный штаб в Токио несколько раз пытался связаться с центром связи в Хиросиме, но безуспешно. Объяснений этому никаких найти не могли. Последовательно
Сообщения продолжали поступать одно за другим. К середине дня военные уже знали, что над Хиросимой было только три вражеских самолета, когда взорвалась бомба. Было также сообщено, что два из них бомб не сбрасывали. В середине дня ведущие редакторы трех крупных токийских газет были собраны в офисе правительственного агентства информации и разведки, и офицер, отвечающий за связь с прессой, сказал им следующее:
— Мы полагаем, что бомба, сброшенная на Хиросиму, отличается от обычной. Мы собираемся сделать по этому поводу заявление, когда будет получена точная информация. А до тех пор помещайте сообщения об этом ударе не на первых полосах ваших газет, а как об обычном воздушном налете.
Другими словами, было велено держать произошедшее в секрете. У военных уже появилось сильное подозрение, что хиросимская бомба может быть атомным оружием (военно-морская разведка японцев докладывала в конце 1944 года о работе в Соединенных Штатах над бомбой, отмечая заинтересованность американского правительства в скупке всей доступной урановой руды). Но армия, заинтересованная в продолжении войны, с тем чтобы вступить в открытую рукопашную с американцами на японской земле, решила хранить этот факт в тайне от японского народа так долго, как только будет возможно.
Однако правде о Хиросиме предстояло открыться очень скоро. В префектуре Сайтама за пределами Токио полуофициальное агентство «Домэй» владело большой станцией радиоперехвата, где работало пятьдесят человек, среди которых было много девушек-нисеи — родившихся в Соединенных Штатах японок — которые слушали американские радиопередачи. Примерно в час ночи 7 августа (полдень 6-го в Вашингтоне, округ Колумбия) Хидэо Конишита, отвечавший за работу комнаты прослушивания, был разбужен юношей, оставшимся за главного в этой комнате на ночь, который сообщил, что американские станции передали заявление президента Трумэна, известившего о сброшенной на Хиросиму «атомной бомбе».
Выслушав сообщение, Конишита, в свою очередь, сразу же позвонил своему начальнику Сайдзи Хосогава. Хосогава понятия не имел, что такое «атомная бомба», но поспешил прийти в свой офис. Просмотрев поступающие со станции в Сайтаме тексты расшифровок, он позвонил Хисацунэ Сакомидзу, главному секретарю кабинета министров.
Сакомидзу тут же связался с премьер-министром Кантаро Судзуки, вместе с которым он предпринимал усилия по заключению мира. Они сразу поняли, как он сказал позднее, что «...если это заявление было правдой, ни одно государство на месте Японии не могло бы продолжать войну. Не имея, в свою очередь, атомной бомбы, никакая страна не может
Военные, однако, не желали принимать новую реальность. Генералы, присутствовавшие на экстренном заседании кабинета министров, собранном 7 августа, стали говорить, что бомба была не атомной, а обычного типа, только реактивной и очень большой. Они наотрез отказались согласиться с предложением министра иностранных дел Шигэнори Того немедленно принять к рассмотрению возможность капитуляции в рамках Потсдамского ультиматума и стали настаивать на том, чтобы скрывать «атомное» заявление Трумэна от японского народа до тех пор, пока военные не произведут осмотр Хиросимы.
Ко времени заседания японские военные уже предприняли шаги по организации такого исследования. Майор Хирано, офицер из штаба в Хиросиме, чье желание провести в Токио еще пару вечеров спасло ему жизнь, связался с Ешио Нисина, видным отечественным ученым-ядерщиком. Он сообщил Нисина о заявлении Трумэна и попросил его отправиться с ним в Хиросиму на самолете связи, чтобы прояснить этот вопрос на месте. Ученый дал свое согласие.
Было уже почти семь часов вечера, когда маленький самолет Хирано появился в небе над Хиросимой и, снизившись, полетел над городом. Точнее над тем, что от него осталось — было еще довольно светло, и открывшаяся его взору картина, как он потом вспоминал, ошеломляла своей неожиданностью:
«Я был солдатом, и к этому времени мои глаза уже привыкли к зрелищу бомбежки. Но здесь было совсем иное. На открывающемся нашему взгляду пространстве не было дорог — таково было мое первое впечатление. После обычного воздушного налета дороги всегда остаются, их по-прежнему видно. Но в Хиросиме все сровнялось с землей и все дороги были скрыты под обломками».
Когда Хирано выбрался из своего самолета, первым, кого он увидел, был офицер ВВС, вышедший на взлетную полосу, чтобы встретить прибывших. Его лицо было наполовину обезображено, причем разделение проходило точно посередине. Одна половина была гладкой и совершенно неповрежденной, вторая, оказавшаяся обращенной к взрыву, была сожженной, покрытой волдырями, почерневшей.
Исследователи пробрались по городу к развалинам штаб-квартиры 2-й армии. Там никого не оказалось. Отправившись на поиски, они нашли всех, кто остался от штаба: нескольких офицеров, спрятавшихся в пещере в холмах. Прилетевшие из Токио люди узнали правду о Хиросиме еще до того, как было начато формальное расследование следующим утром. На самом деле, Хирано узнал ее уже в тот момент, когда он увидел то, что осталось от города, со своего самолета, так же как Боб Карон в 8.16 предыдущего дня, коща он смотрел на него с улетающей «Энолы Гэй».
В Вашингтоне было решено, что новость об атомном ударе будет сообщена широкой публике немедленно. Корреспонденты и газетчики сразу же набросились на то, что они определили как одну из величайших новостей всех времен. После выпуска официальных сообщений, касающихся атомной бомбы, известие облетело весь мир. Для большинства людей эта информация была недоступной для понимания, но почти каждый чувствовал, что она имеет чрезвычайную важность. Потом Белый дом издал первое официальное коммюнике, в котором после описания природы и мощности нового оружия говорилось: