Тайны войны
Шрифт:
– Пусть Смайлс ждет меня здесь через час. Счастливого пути!
– Да, сэр! – Роберт стремительно помчался к казармам.
В тот же вечер на парусной лодке Крошоу ушел в море. Вместе с ним плыл старик, хозяин шлюпки, бывший смотритель маяка, ушедший в отставку. За кормой тарахтел подвесной мотор, его удалось кое-как достать. Если не ослабнет ветер, к рассвету надеялись быть в Дюнкерке. Рядом с ними плыли такие же лодки. С наступлением темноты они скрылись из виду. Старик зажег фонарь и временами, приоткрыв полукруглую металлическую шторку, глядел на компас. Иногда из
Старик был молчалив. За три рейса, совершенных в Дюнкерк, он едва ли произнес десяток слов, не считая, конечно, распоряжений – принять влево, так держать или заглушить мотор. На третьи сутки старик занемог, такая нагрузка оказалась не для его возраста, и Роберт следующие рейсы совершал один или брал кого-нибудь в помощь. Только раз, пока добровольцы чинили забарахливший мотор, ему удалось забежать в казармы. Он получил два письма: одно – от Кэт, другое – от матери. Мать писала, что отец и дядюшка Вильям тоже уехали на побережье. Роберт надеялся встретить их, но где их найдешь в такой сутолоке! Днем и ночью тысячи лодок бороздили воды канала.
Операция «Динамо» продолжалась в течение недели, и все эти дни Роберт почти не спал, разве только урывками на дне шлюпки. В разгар эвакуации, тридцатого и тридцать первого мая, из Дюнкерка вывезли больше ста тридцати тысяч британских солдат. Почти половину из них сняли с помощью так называемой москитной армады.
VI
Конец войны для Фрашона и Шарля наступил на побережье, в песчаных дюнах. Днем они похоронили Пинэ. Его снял немецкий пулеметчик. Солдаты принесли сержанта на берег. Он жил еще часа два, просил пить, но воды не было. Солнце палило так, что Пинэ не похолодел. На лице его после смерти застыло такое выражение, будто он говорил с полковником там, возле мельницы, когда прорвались через мост.
– А все-таки он хороший был парень.
Фрашон стоял на коленях, скинув пилотку. Стоял рядом с песчаным холмиком. Подняться в рост было опасно – на холмах залегли немцы. Цепи немецких солдат пытались занять побережье, но их отбили. В дюнах укрылось немало французов.
– Что будем делать? Мы в роте последние.
– Не знаю. Может, что ночью...
– Думаешь, за нами придут?
– Вряд ли. Кому мы нужны? Англичан уже вывезли.
– А ты бы поехал?
– Не знаю. Чужбина...
– А в плен к фашистам лучше? – Впервые Морен вместо «немцы» произнес это слово.
– Все равно... В Фалез бы! Как-то там? – В словах Фрашона прозвучала тоска.
Солдат охватило чувство безысходного одиночества.
Просидели до вечера. С моря потянуло сыростью, солью, запахом йода от гниющих на берегу водорослей. Когда стемнело, переползли к воде. Морен зачерпнул пригоршню, взял в рот и выплюнул. Во рту осталась соленая
На западе догорал закат. Край моря был такой же темно-багровый, как узкая полоса неба. Солдаты легли на влажный песок. Стояла такая тишина, что казалось, будто немецкий говор, смех, пьяные песни слышатся совсем рядом.
– Караулят...
Оба подумали: «Осталась последняя ночь. Что будет завтра?» Тоска снова защемила сердце.
Вот и догорела заря. Стало совсем темно. Волны мягко шуршали в песке. Сквозь монотонный плеск вдруг послышался будто рокот мотора. Солдаты подняли головы, прислушались. Показалось?.. Нет, скрипнула уключина, удар весла, всплеск.
– Что это?
– Шлюпка!
На черном фоне моря обозначился призрачный, белесый силуэт лодки. Парус был убран.
– Кто там? – негромко окликнул Морен.
– Хелло! – донеслось с моря. – На берегу! Французы!
– Кто там? – снова повторил Морен.
– Я за вами... – Человек говорил с сильным английским акцентом.
Лодка приблизилась к берегу. На веслах сидел гребец в матросском тельнике.
– Сколько вас?
– Двое.
– Садитесь! Живо!
Первое, что пронеслось в голове, – скорее покинуть эти проклятые дюны, песчаную западню, в которую они попали. Морен вошел в воду, за ним Фрашон. Море было еще холодное. Солдаты погрузились сначала по колено, потом по пояс. Холод обжег, перехватило дыхание. Перевалились через борт. Фрашон неосторожно грохнул башмаком о днище.
– Тише!..
Англичанин развернул лодку и навалился на весла. Берег стал отдаляться. Гребец бросил весла и перешел на корму. Лодку качнуло. Сохраняя равновесие, он оперся на плечо Шарля, задержал руку.
– Все в порядке. Ол-райт!.. Рома хотите?
Звякнуло стекло о металл.
– Держи!
Морен ощупью нашел руку гребца, взял стакан и залпом выпил. По телу разлилось тепло. Передал стакан Жану.
Англичанин сунул бутылку в рундук и завел мотор. Моторчик затарахтел, шлюпка ходко пошла вперед.
– Закурить нет? – спросил Фрашон.
– Сейчас нельзя. Хотя...
Фрашон почувствовал в руке сигарету. Размял ее, набил трубку. Моряк накрылся с головой брезентовой курткой, чиркнул зажигалкой. Огонь осветил крутой и широкий лоб и подбородок, разрезанный складкой надвое.
Лодка отходила все дальше от берега. Теперь его можно было угадать только по далеким заревам, накалявшим небо то жарко, то более тускло. Зарева окаймляли невидимое побережье.
– Горит вся Франция... – Морен сказал будто бы про себя.
– Да, да, – сочувственно поддержал англичанин.
– Тебя как зовут? – спросил Фрашон.
– Боб Крошоу. Из Лондона. Служу в Дувре. А тебя?
– Жан Фрашон из Фалеза. А его – Шарль Морен. Работал в Париже, на заводе Рено.
– Рено знаю – автомобили.
– А куда мы идем? – осторожно спросил Шарль.
– В Дувр или рядом. К утру придем. Я уже седьмой раз плыву, восемнадцать человек вывез.
– Послушай, а мы не хотим в Англию... Как думаешь, Жан? Англичанин удивленно взглянул на Шарля, пытаясь в темноте рассмотреть его лицо. Ему показалось, что он не понял.