Тайны Второй мировой
Шрифт:
Позднее было репатриировано и большинство солдат и офицеров дивизии, 2-я дивизия РОА была пленена советскими войсками еще до перехода линий американской армии. Военно-воздушные силы РОА во главе с В.И. Мальцевым сумели сдаться американцам. Сам Мальцев и ряд офицеров его штаба в 1946 году были возвращены в СССР, но большая часть личного состава избежала выдачи, равно как и часть солдат и офицеров дивизии Буняченко и штаба Власова.
Уцелели и три из четырех командиров полков этой дивизии (Сахаров, Архипов, Артемьев). Всего из 50 тыс. власовцев избегли выдачи не менее 10 тыс. человек. По Ялтинским соглашениям в СССР были возвращены и сдавшиеся в плен западным союзникам казаки Панвица и Доманова и солдаты 162-й дивизии.
Прибалтийские дивизии СС сдались Красной армии в Курляндии в рамках общей капитуляции. Больше повезло 14-й украинской дивизии СС под командованием Шандрука, сдавшейся англичанам в Австрии. 10 тысяч ее бойцов не были признаны советскими гражданами, поскольку до начала войны жили в Польше, хотя, поданным, приводимым Н. Толстым, от 20до 50% ее солдат в действительности были жителями Восточной Украины и имели бесспорное советское гражданство.
Не помогло и специально заявленное Сталиным на Потсдамской конференции требование о репатриации украинских эсэсовцев. Впрочем, в сумятице первых послевоенных месяцев союзники передали СССР и ряд белоэмигрантов, на которых формально требование о репатриации не распространялось. Так, был передан офицерский состав казачьего корпуса, состоявший в основном из эмигрантов. Здесь же оказались своего рода «идейные вдохновители» корпуса, бывшие белые генералы П.Н. Краснов и А.Г. Шкуро, хотя они не только никогда не были гражданами СССР, но даже не занимали в корпусе каких-либо командных постов и не могли совершить никаких
Власов и все его генералы, а также Шкуро, Краснов, Доманов, равно как и многие из плененных рядовых коллаборационистов, были казнены. Тысячи других ждали сталинские лагеря…
«БОЛЬШЕВИЗМ ВЫТРАВИЛ ИЗ НАС ВСЯКИЙ ПАТРИОТИЗМ».
ГЕРМАНИЯ И НЕМЦЫ ГЛАЗАМИ РУССКИХ КОЛЛАБОРАЦИОНИСТОВ. 1941–1945 гг.{453}
Этнический стереотип уничтожить невозможно. Пропагандистской и просветительской работой можно только заменить один стереотип на другой, например, позитивный на негативный. На это, в частности, направлены усилия пропаганды в начале любой войны, когда необходимо быстро создать образ врага. Стереотип страны и народа может стать ближе к реальности, но совпадать с ней полностью он никогда не будет. Человек нуждается в некоем обобщенном образе как своего, так и «чужого» народа, а при генерализации неизбежны искажения, обусловленные культурным опытом и этнопсихологией.
Исследование стереотипов способно только выявить их соотношение с реальностью, тогда как механизм их формирования более или менее одинаков, равно как и стандартный набор положительных и отрицательных качеств страны и народа.
Мы рассматриваем образ Германии и немцев, характерный для весьма специфической этнополитической группы — русских коллаборационистов периода Второй мировой войны. В данном исследовании они представлены Русской Освободительной армией (РОА) и Русским Освободительным Движением (РОД) генерала A.A. Власова, с одной стороны, и казачьим движением генерала П.Н. Краснова — с другой.
Во власовском движении ведущую роль играли бывшие кадровые офицеры и генералы Красной армии, в казачьем — белоэмигранты-казаки из числа офицеров и генералов царской армии. Различия в составе руководства двух движений отразились и в восприятии ими Германии и немцев — врагов России, ставших союзниками коллаборационистов.
Основными источниками для изучения стереотипа Германии и немцев, сложившегося у участников РОД, служат мемуары уцелевших соратников Власова и коллаборационистские газеты и журналы, выходившие в Берлине и на оккупированной советской территории. Стоит отметить, что далеко не всегда в мемуарах и дневниках затрагивается данная тема. Так, в дневниковых записях одного из руководителей РОА генерала В.Ф. Малышкина, сделанных в 1945–1946 годах в американском лагере для пленных, о Германии и немцах нет ни слова{454}. Также ничего не говорилось о восприятии немцев власовцами на следствии и суде над A.A. Власовым и его соратниками{455}. Этот вопрос не интересовал ни следователей, ни судей.
Мемуары власовцев создавались уже после поражения рейха и краха РОД, что не могло не отразиться на восприятии Германии. В результате стереотип корректировался в негативную сторону. Вместе с тем в мемуарах цитировались, по памяти и на основе дневниковых записей, высказывания Власова и других руководителей РОД о Германии и немцах, относящиеся к периоду войны. Особую роль в окружении Власова играли немецкие офицеры связи из числа прибалтийских немцев — Вильфрид Штрик-Штрикфельдт, Сергей Фрелих и Свен Стеенберг. Они родились еще в Российской Империи и обладали двойной самоидентификацией. И Россия, и Германия были для них родными странами. Немцы, работавшие с Власовым, не только не относились к русским как к «унтерменшам», но и оказались причастны к антигитлеровскому заговору 20 июля. Некоторым из них, в частности барону Фрейтаг-Лорингофену, из-за этого пришлось покончить с собой [30] .
30
Большую трудность представляет то обстоятельство, что до сих пор, за редким исключением, не введены в научный оборот массовые источники — письма и дневники коллаборационистов, относящиеся непосредственно к периоду войны. Поэтому приходится реконструировать существовавшие в то время представления о Германии и немцах при помощи анализа подцензурных пропагандистских изданий и позднейших воспоминаний, скорректированных с учетом послевоенных реалий.
Враги, ставшие друзьями
Стереотип врага в ходе войны превратился в стереотип союзника в сознании русских коллаборационистов [31] . Но мы до сих пор очень мало знаем, как именно это происходило. Андреас Хильгрубер справедливо заметил, что, хотя «главные вехи Власовского движения известны историкам, но им не хватает знания психологической среды, в которой развивалось это движение и которая только и может помочь выработать более глубокую оценку событий» {456} .
31
В России в годы Второй мировой войны возникло массовое коллаборационистское движение. Как известно, в вермахте и частях СС служило в разное время более миллиона советских граждан, из которых примерно половину составляли этнические русские. Кроме того, миллионы русских, украинцев и представителей других советских национальностей были заняты во вспомогательной полиции и органах оккупационной администрации. См.: Daliin А. German Rule in Russia 1941–1945. London — N.Y.: Macmillan — St. Martin's Press, 1957. P. 427,658; Reitlinger G. The House Built on Sand: The Conflicts of German Policy in Russia, 1939–1945. London: Weidenfeld, 1960. P. 21,446. а также: Александров K.M. Из истории насильственных репатриаций (1945–1946 годах) // Россия и Запад. СПб.: Университет, 1996. С. 227–228.
Миллионы русских людей, крестьян, ограбленных и доведенных до нищеты коллективизацией, интеллигентов, лишенных возможности свободно выражать свои мысли и мнения, первоначально воспринимали немцев как освободителей от коммунистического правления. Здесь была принципиальная разница с периодом Первой мировой войны, когда немцы пытались создать коллаборационистские формирования только среди народов национальных окраин Российской империи: поляков, украинцев, народов Кавказа. Польские легионы комплектовались главным образом жителями австрийской Польши, русских поляков там было немного. «Союзу освобождения Украины», развернувшему пропаганду среди военнопленных-украинцев, лишь немногих удалось завербовать в украинские (галицийские) дивизии австрийской армии, комплектовавшиеся из австрийских подданных. К концу войны был создан Грузинский легион, принявший участие в оккупации Грузии германо-турецкими войсками в 1918 году. Общее число коллаборационистов из числа российских подданных в этих формированиях не превышало несколько тысяч человек, и они не играли никакой серьезной военной или политической роли. Собственно же русские формирования Центральные державы даже не пытались создавать. Положение российских пленных было тяжелее, чем их товарищей по несчастью из Англии и Франции, поскольку правительство России имело меньше возможностей помогать своим пленным, чем французское и британское правительства. Однако положение советских пленных во Второй мировой войне было несравненно хуже. В Первую мировую войну Центральные державы соблюдали Гаагскую конвенцию, и российские пленные получали помощь через Международный Красный Крест{457}. Кроме того, антиправительственные и сепаратистские настроения не были настолько распространены среди российских пленных, чтобы толкнуть массы их с оружием в руках выступить на стороне неприятеля. В годы Второй мировой войны Германия не применяла по отношению к советским пленным Женевскую конвенцию, поскольку СССР отказался соблюдать ее в полном объеме по отношению к германским пленным. В первые месяцы Великой Отечественной войны миллионы попавших в плен красноармейцев просто морили голодом{458}.
Во
Феномен русского коллаборационизма периода Второй мировой войны стал предметом осмысления сразу после ее окончания в изданиях, осуществлявшихся советскими «перемещенными лицами» в Западной Германии, а позднее в США [33] . Позднее, в конце 60-х — начале 70-х годов, были опубликованы мемуары немецких соратников Власова, апологетические по отношению к главе РОА. Десятилетие спустя, в конце 70-х и в 80-е годы, появились и исследования западных ученых, где участники РОД рассматривались в первую очередь как идейные борцы с большевизмом {459} . Такая же трактовка преобладала и в работах, посвященных проблеме насильственных выдач в 1945–1946 годах советских граждан, оказавшихся на территории западных зон оккупации. Авторы закрывали глаза на то, что многие из депортируемых действительно были причастны к военным преступлениям и преступлениям против человечества. Вместе с тем совершенно справедливо указывалось, что насильственная передача Сталину служивших в вермахте советских граждан, и в особенности эмигрантов, никогда не имевших советского гражданства, не отвечала нормам международного права и определялась лишь соображениями политической целесообразности {460} .
32
В западноевропейских странах преобладал гражданский, в том числе политический коллаборационизм. В вермахте и СС служили лишь тысячи, в лучшем случае десятки тысяч французов, голландцев, датчан, норвежцев. Иная ситуация была в Советском Союзе, где резко преобладал военный коллаборационизм. Политический коллаборационизм здесь был распространен значительно меньше, чем в Западной Европе. Большинство населения СССР германские национал-социалисты не считали арийцами и относились к нему как к «недочеловекам». Глава Русской Освободительной армии (РОА) генерал A.A. Власов не имел никакой власти над коллаборационистами из администрации оккупированных российских территорий. Эти коллаборационисты, в свою очередь, не имели какой-либо объединяющей их национальной политической структуры типа правительства. Особая роль военной составляющей коллаборационизма вызывалась тем, что в германском плену оказалось особенно большое число советских военнослужащих, для многих из которых служба врагу стала единственным шансом спастись от голодной смерти. Кроме того, на Восточном фронте действовала основная часть сухопутной армии Германии, остро нуждавшаяся в пополнениях и готовая получать их за счет местного населения. Особую проблему представляет собой «экономический», или «гражданский», коллаборационизм в СССР, который, по мнению С.В. Кудряшова, питал все другие формы сотрудничества с врагом. Это мнение российского историка представляется спорным. Он проделал большую работу по вводу в научный оборот архивных материалов о «низших формах» коллаборационизма на уровне отдельных сел и городов. Кудряшов признает, что «иногда очень сложно, а то и почти невозможно выявить ту грань, которая отделяет простое взаимодействие с оккупационными властями от сотрудничества с ними». Однако он полагает, можно говорить о коллаборационизме тех, кто работал на предприятиях, в школах и больницах, функционировавших под контролем оккупантов. В СССР после войны учителя, преподававшие в школах, или железнодорожники, работавшие на станциях на оккупированной территории, считались «фашистскими пособниками» и подвергались преследованиям. Однако в Западной Европе такого рода сотрудники оккупационных учреждений не считались предателями и не подвергались не только юридическому наказанию, но даже моральному осуждению. Было слишком очевидно, что в условиях оккупации это зачастую был единственный путь добыть средства к существованию, и здесь очень сложно говорить о добровольном выборе. Разумеется, в какой-то мере такие «пособники» увеличивали экономический потенциал врага. Но если счесть их коллаборационистами, то сюда же придется отнести пленных и рабочих-«остовцев», трудившихся на германских предприятиях. Также практически неизвестны случаи, чтобы «гражданские» коллаборационисты становились «военными» коллаборационистами, вступая в РОА, СС или вермахт.
Как известно, коллаборационизм, т.е. сотрудничество населения с оккупационными властями и армией враждебного государства, существовал во всех оккупированных Германией европейских государствах. Однако характер и соотношение разных видов коллаборационизма различались между собой в зависимости от страны и народа. Созданные при германской поддержке правительства Словакии и Хорватии должны рассматриваться как союзники рейха, а не коллаборационисты, поскольку располагали собственной армией, полицией и административным аппаратом. Более сложно определить положение правительства Виши во Франции. До полной оккупации страны в ноябре 1942 г. оно было ближе к положению хорватских и словацких властей. Позднее вишисты, на наш взгляд, стали подобны по типу коллаборационистам в германских протекторатах Богемии и Моравии, Дании и Норвегии. Там местные власти располагали собственной полицией и администрацией, функционировавшей, однако, параллельно с германскими полицейскими и административными органами.
(См.: Кудряшов С.В. Предатели, «освободители» или жертвы войны? Советский коллаборационизм (1941–1942) // Свободная мысль, М., 1993, № 14. С. 91.0 французском коллаборационизме существует обширная литература. См., например: Amouroux Н. La grande histoire des Francais sous Toccupation. Vol. I–III. Paris, 1977–1978; Azema J.P. La Collaboration, 1940–1944. Paris, 1975).
33
Здесь происходила публикация документов РОД и мемуаров уцелевших его участников. В 50-е годы к теме русского коллаборационизма обратились западные исследователи, использовавшие как мемуарную литературу и интервью с участниками РОД, так и трофейные германские архивы и, в частности, архив Международного Трибунала в Нюрнберге. Созданные в тот период работы Александра Даллина и Джеральда Рейтлинджера, где коллаборационизм рассматривается в рамках исследования германской оккупационной политики в России, остаются классическими и не устарели и в наши дни. В этих работах генерал Власов и его соратники рассматривались в рамках формулы «между Сталиным и Гитлером», впервые предложенной в мемуарах П. Клейста, германского дипломата, работавшего с участниками РОД. Неуспех власовского движения объяснялся порочностью германской оккупационной политики, так и не предложившей народам России реальной альтернативы большевизму и использовавшей их в основном как объект экспансии и эксплуатации. В то же время коллаборационисты рассматривались как люди, в своем сотрудничестве с неприятелем руководствовавшиеся самыми различными мотивами: от убежденного неприятия советской власти до стремления выжить любой ценой в условиях плена и оккупации. Библиографию работ о русском коллаборационизме см.: Шатов М. Библиография Освободительного Движения народов России // Труды архива РОА. Нью-Йорк, 1966; Андреева Е. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение. Лондон: ОПИ, 1990. С. 306–326.
В СССР первые работы историков, посвященные русским коллаборационистам периода Второй мировой войны, появились лишь в самые последние годы существования этого государства{461}. И сегодня некоторые российские историки безоговорочно зачисляют Власова в предатели, как совершившего измену по малодушию и трусости. Его пропагандистские выступления против Сталина и советских порядков считают всего лишь образцом демагогии{462}. Существует также мнение, что Власов был исключительно карьеристом, и именно карьерные соображения послужили единственным мотивом его измены{463}. Интересно мнение Имануила И. Левина, подчеркивающего, что «Сталинщина рождала Власовщину». Здесь имеется в виду не только печально знаменитый приказ № 270, объявлявший пленных предателями и предусматривавший репрессии против их семей, но и общие пороки тоталитарной системы. Это побуждало многих советских граждан предпочитать малознакомого врага ужасам коллективизации, репрессий и нищенского существования. Можно приветствовать стремление в оценках коллаборационизма «отойти от стереотипов, как минувших, так и вновь наработанных»{464}.