Тайны живописи
Шрифт:
– - Сказала, что уехала к родителям на неделю, и не вернулась.
– - Понятно, -- кивнула Вика, -- И теперь ты ходишь по квартирам...
– - Это не смешно. Ты знаешь, что произошло?
– - Я-то знаю!
– - устало вздохнула она, -- А вот ты, похоже, вообще не представляешь себе...
Миша отрезал:
– - Рассказывай!
Вика присела рядом с ним и посмотрела на него долгим, открытым, вызывающим доверие взглядом. Это был ее козырь, ее стиль, ее любимое профессиональное оружие, она могла смотреть и улыбаться так, что человек сразу рассказывал ей все свои тайны.
– -
– - протянула она, -- Солнце мое! Боюсь, правда тебе не понравится.
Он начинал терять терпение.
– - Что случилось?
Вика снова вздохнула.
– - Они и раньше встречались, до того, как вы познакомились. Они начали встречаться, когда Ленка еще совсем зеленая была, в школе училась. Родители ее хотели на него в суд подать, только он ведь как уж, везде выкрутится, потом смирились. И я смирилась. Не могут они друг без друга. И ссорятся постоянно, и посуду бьют, и ревнуют, а все равно не могут. Такая связь...
Он задохнулся.
– - Ты об Олеге?
– - О нем, родимом.
– - Она что, у него сейчас?
– - Да, у него, квартиру он снимает в городе.
– - И к родителям она не уезжала?
– - Нет.
Миша замолчал, медленно переваривая услышанное. Вика встала и разлила кипяток по чашкам.
– - На-ка вот, выпей, согреешься!
– - А ты как же?
– - А что я?
– - в третий раз вздохнула она, -- Они поссорятся, он ко мне бежит. Люблю, говорит, а она стерва, и вообще ему с ней больше не по пути. В этот раз появился ты, все пошло по другому, я надеялась, что это серьезно... Может быть, она действительно тебя любила. По своему.
– - Любила?.. Ты вправду думаешь, что она меня любила?
Вика поставила чашку на стол и ответила неожиданно спокойным и рассудительным голосом:
– - Лена, в конце концов, неплохая девушка. Разгадать ее нужно. Там такая красота изнутри светит иногда, я поражаюсь просто. И стихи пишет, а песни как поет! Очень тонкие энергии. Чем-то он ее цепляет, значит, раз она так его любит. И ты бы цеплял, опыта бы тебе побольше. Эх, Мишенька!..
25.
Дни шли. Медленно и тягуче, как асфальтовый каток, проползла в одиночестве, странных снах и мыслях еще одна неделя. Он ничего не делал -только работал, ел и спал. Печатная машинка была убрана на шкаф и замолчала, кажется, навсегда, остались только книги -- последнее прибежище утомленного духа, он взялся, наконец, за Сартра, давно хотел, но как-то все было недосуг, положил книгу у дивана, но брал ее в руки редко, не мог сосредоточиться. Еще были шаги по комнате, обида, маета, сомнения, много эмоций, редкие прогулки под мелкой изморосью -- одним словом, жизнь.
Однажды вечером он пришел домой. Уставший и голодный после рабочего дня, после ожидания на остановке и тряски в автобусе, он открыл дверь, сунул ключ в карман, расшнуровал ботинки, присев на тумбочку, разулся, снял плащ... На вешалке в углу висела куртка. Ее куртка, та самая, коричневая, недорогая, в которой она была тогда, майской ночью, в трамвае, взбиравшемся в гору, когда они познакомились, он узнал бы ее из тысячи, да и чья еще куртка может висеть здесь, в его квартире? Лицо его посерело, он бросил плащ куда-то на пол и быстро прошел в комнату. Телевизор был включен, к кресле сидела она. Лена.
– -
– - она приподнялась и потянулась в его сторону, -- Я так соскучилась!
– - Что ты здесь делаешь?
– - Пришла, -- замерев, недоуменно ответила Лена, -- Хотела тебя увидеть и пришла. Что-то не так?
– - Зачем?
– - Говорю же, хотела увидеть. Что с тобой?
Он покачал головой и посмотрел куда-то в левый верхний угол комнаты, туда, где маленький паучок пару недель назад свил свою паутину.
– - Уходи!
– - До что с тобой?
– - всплеснула руками она, -- Что она тебе наговорила? Сука! Что она тебе наплела? Да она сама на тебя глаз положила, разве ты не видишь?! Ты что, думаешь, я с кем-то?..
– - Лен, давай не будем!
На глазах ее появились слезы.
– - Миша, да как ты можешь так?.. Почему ты мне не веришь? Я люблю тебя. Только тебя. Никого больше. Ты же... Господи, ну что мне сделать, чтобы ты мне поверил?!
Миша выдержал паузу -- тысячи мыслей кружились, стремительно меняя друг друга в его голове, он стоял, молчал, терялся и не знал, что делать и что сказать, чтобы все это поскорее закончилось.
Лена встала и подошла к нему почти вплотную.
– - Мишка, я же люблю тебя! Я все для тебя сделаю, все, что хочешь. Как ты мог даже подумать?..
Она встала на колени, затем, словно потеряв последние силы, упала к его ногам. Несколько секунд он смотрел на нее, лежащую, сверху вниз. Руки его дрожали.
– - Лен, уйди пожалуйста! Я не могу сейчас тебя видеть.
Она подняла заплаканное лицо, он молча выдержал ее жалостливый взгляд, потом она встала. Миша выключил телевизор. Лена порылась в кармане, достала ключ и бросила его на пол.
– - Олег был прав. Ты действительно тюфяк!
Он медленно нагнулся, подбирая ключ, увидел, как мимо промелькнули ее ноги в синих джинсах, услышал, как гулко хлопнула входная дверь. Старое кресло с желтой обивкой приняло в свои объятия его тело, он замер, взгляд его остановился в невидимой точке где-то позади, по ту сторону погасшего и беззвучного "голубого" экрана.
26.
Зрительный зал. На сцене ничего нет. Две рампы освещают ее перекрестными лучами. Зал теряется в темноте. Справа, у входа, стоят, тихо разговаривая, Сергей, Таня и Марина. Входит Вадим.
В а д и м. Да... Поздравляю! Оригинальный ход. Не ожидал.
М а р и н а. Ты тоже хорош. Держался молодцом.
В а д и м (Марине). Мне кажется, ты немного переигрываешь. Эти заломленные руки, падение к ногам... Мы не в девятнадцатом веке.
С е р г е й (обнимает Марину). Брось! Наша Джульета сыграла великолепно -- то, что от нее требовалось.
В а д и м. Так это и есть то, о чем ты говорил?
С е р г е й. Это только начало. Все зависит от тебя.
В а д и м. Да, я знаю. Игра есть игра.
С е р г е й. Что там дальше по пьесе? У тебя есть, что сказать?
В а д и м. Как ты думаешь?
С е р г е й. Монолог?
В а д и м. Как всегда.
С е р г е й. Давай!
Вадим поднимается на сцену, озирается по сторонам, уходит куда-то за кулисы и возвращается вместе со стулом. Он ставит его посреди сцены спинкой к зрительному залу. Затем садится на него верхом. Пауза.