Тайные дневники Шарлотты Бронте
Шрифт:
К сожалению, у меня не было опыта развлечений на свежем воздухе. На следующее утро после моего приезда, пока остальные девочки играли во «Французов и англичан», [14] я укрылась под огромным голым деревом на замерзшей лужайке и погрузилась в «Английскую грамматику» Линдли Муррея. Через некоторое время рядом со мной раздался голос:
— Почему ты держишь книжку под самым носом? Тебе нужны очки?
— Нет! — возразила я, с негодованием вскинув голову. — У меня прекрасное зрение.
14
«Французы
— Не хотела тебя обидеть. Тебя зовут Шарлотта?
— Да. А ты — Мэри Тейлор и приехала сюда со своей младшей сестрой Мартой?
— У тебя хорошая память.
Мэри оказалась на десять месяцев младше меня. Она была на редкость хорошенькой, с умными глазами, превосходным цветом лица и темными шелковистыми волосами. Однако я не могла не заметить, что хотя одета она намного лучше меня, но все же не так хорошо, как другие ученицы. Позднее я узнала, что виной тому — отцовское банкротство по армейскому контракту. У красного платья Мэри были короткие рукава и глубокий вырез, в то время такие платья носили только маленькие девочки, ее перчатки были прострочены, чтобы дольше служить, а синее пальто — мало и безнадежно коротко. Наряд придавал Мэри детский вид, но ей было как будто все равно, и оттого я почувствовала себя еще более непринужденно.
— Пойдем поиграем в мяч, — предложила она.
— Спасибо, но я не играю в мяч.
— В смысле? Все играют в мяч.
— Кроме меня. Я предпочитаю чтение.
Прежде чем я успела развить тему, другие девочки стали настойчиво нас звать.
— Поднимайся. — Мэри протянула мне руку в перчатке. — Ханна простудилась и осталась в школе, так что нам нужна еще одна девочка на нашей стороне.
Мне пришлось подчиниться. Отложив книгу, я взяла Мэри за руку, и мы побежали через лужайку к остальным шести девочкам. Услышав название их любимой игры, я призналась, что никогда не принимала в ней участия; последовало поспешное объяснение правил, за которым началось состязание. Я бегала вместе со всеми и пыталась принести пользу. Однако когда мяч кинули в мою сторону, мои неуклюжие попытки поймать его оказались неудачными.
— Да что с тобой, ирландка? — воскликнула пухлая темноволосая Лия Брук, дочь богатых родителей, на что недвусмысленно указывали бархатный плащ и черная бобровая шапка. — Ты слепая или просто идиотка?
— Я же предупреждала, что никогда не играла.
— Разве в Ирландии не играют в мяч? — съязвила Амелия.
— Я не из Ирландии! — возмутилась я.
— Ей нужны очки, — предположила Мэри. — В этом вся беда. Она не видит мяча.
— Тогда держись подальше, ирландка! — предостерегла Лия. — Без тебя будет лучше.
Подавленная собственной несостоятельностью, я все же обрадовалась спасению и скрылась в тихом местечке под деревом, где читала книгу до конца отпущенного часа.
Больше никто не звал меня поиграть. Остаток недели я целиком посвятила учебе. Наставницы были внимательны и терпеливы, но несколько девочек, подстрекаемые Лией и Амелией, при любой возможности потешались надо мной, моим акцентом, внешним видом и невежественностью.
Через восемь дней после моего приезда насмешки достигли апогея. Девочки весело щебетали в прихожей, облачаясь в плащи и шапки в преддверии часа отдыха. Я шла мимо них с книгой в классную комнату, когда Амелия с надменной улыбкой объявила:
— Слышала новость, Шарлотта? Ты последняя в списке!
— Каком списке? — не поняла я.
— Мы голосовали, кто самая хорошенькая девочка в школе. Мэри заняла первое место, я второе. А ты — последнее.
Я замерла на месте, пораженная новым свидетельством их жестокости.
— Не расстраивайся, Шарлотта, — спокойно произнесла Мэри. — Кто-то ведь должен быть последним. Ты не виновата, что такая безобразная.
Безобразная? Я действительно безобразная? Впервые в жизни меня наградили подобным эпитетом. Я была бесконечно унижена, мне хотелось умереть. Глаза Мэри широко распахнулись, когда я выбежала из комнаты, словно она была удивлена моей реакцией.
Преследуемая хохотом девочек, я бросилась в класс, упала на пол в эркере и заплакала. Никогда прежде я не ощущала себя столь безгранично одинокой, столь глубоко пристыженной, столь безнадежно неполноценной. В этом чуждом месте я погрузилась в полное отчаяние. Полагаю, добрых полчаса я лежала на полу, исторгая рыдания из самой глубины души.
Вдруг я почувствовала, что в комнате кто-то появился. Вытерев глаза, я поднялась и попятилась к окну, надеясь остаться незамеченной. У книжного шкафа стояла невысокая девочка в светло-зеленом платье — новенькая. Не ей ли предстоит разделить со мной кровать?
— Что случилось? — ласково спросила она, направившись к эркеру.
Смущаясь оттого, что меня застигли в столь интимный момент, я молча отвернулась.
— Почему ты плакала? — допытывалась незнакомка.
Поняв, что просто так она не уйдет, я неохотно пояснила:
— Соскучилась по дому.
— Ясно. А я только что приехала. На следующей неделе твоя очередь утешать меня, потому что я наверняка успею соскучиться по дому.
Доброта и сочувствие в ее голосе привели к незамедлительному эффекту; я обернулась и внимательно на нее посмотрела. Девочка была очень хорошенькой, с бледным личиком, покорными карими глазами и мягкими темно-каштановыми кудрями до плеч. Она присела на скамейку у окна, жестом пригласила меня присоединиться и назвала свое имя:
— Меня зовут Эллен Насси.
Я тоже представилась. Вскоре я выяснила, что Эллен — последняя из двенадцати детей, почти на год младше меня и живет всего в нескольких милях от моей семьи.
— В прошлом году я посещала Моравскую женскую академию в миле от дома, но после кончины преподобного Граймса академия уже не та, и мама послала меня сюда.
— У тебя есть мама? — с завистью уточнила я.
— Конечно. А у тебя нет?
Когда я покачала головой, Эллен взяла меня за руки и тихо промолвила: