Тайные грехи
Шрифт:
– Да, Сесиль затмила нас всех. А я-то думала, что бедное дитя выйдет к ужину в платье из мешковины, ведь она такое говорила…
Сесиль оказалась не только очаровательной женщиной, но и прекрасной собеседницей, а ее знакомство с проблемами коммерции произвело на Гордона огромное впечатление.
– Вы, случайно, не родственница Пьера Дюма из Парижа? – спросил он.
– По правде говоря, он мой дядя, брат моего отца, месье Юинг.
– Это удивительно. Мы с Пьером стали близкими друзьями, когда я впервые посетил Европу. А как сейчас поживает старый плут?
– На прошлой неделе
Сесиль вскинула руку:
– Vive l’Amerique!
Гордон расплылся в улыбке:
– Вот за это я и выпью!
Он отпил из своего бокала.
– Кстати, что вы думаете о калифорнийском вине? Уступает ли оно французским винам?
– Я плохо разбираюсь в винах, месье Юинг, но это вино мне очень нравится.
Она подняла свой бокал и произнесла тост:
– За полную победу Соединенных Штатов и падение Испании. Всей душой желаю Америке победы!
– Le Commencement de la fin! [24] – сказал Гордон, чокаясь с француженкой.
Мара и ее дочь обменялись вопросительными взглядами.
– Как мило, что ты можешь попрактиковаться во французском, Гордон, – сказала его жена с лукавой улыбкой.
24
Начало конца! (фр.)
Гордон смутился.
– Да, в самом деле. Мой французский никуда не годится.
– Вовсе нет, – возразила Сесиль. – У вас прекрасное произношение – magnifique! [25] Вас даже можно было бы принять за француза.
– Что же, спасибо, моя дорогая.
Гордон поправил узел галстука и в смущении откашлялся. Желая сменить тему, он обратился к дочери:
– Кстати о войне. Я получил сегодня телеграмму от Сэма Роджерса – он сообщает о своих коммерческих интересах в Южной Америке. Сэм собирается навестить Джилберта в Буэнос-Айресе в следующем месяце. И также сообщает, что его сын остался в Сан-Франциско с семьей сестры и теперь вступил добровольцем в американскую армию. Похоже, что я ошибся в этом юноше, недооценил его решительность и твердость.
25
великолепное (фр.).
Девушка порывистым движением поднесла руку к горлу – ей почудилось, что сердце затрепетало у нее в груди, точно испуганная птичка.
– Когда? Где он? В какое подразделение его определили?
– Об этом Сэмюэл не сообщает, но у меня такое чувство, что в кавалерийский полк. Юный Сэм – прекрасный наездник, неплохо зарекомендовал себя в Лондоне. Ни одно празднество не обходилось без его участия.
– О Боже! – прошептала девушка, после чего надолго замолчала; в дальнейшем она почти не принимала участия в разговоре.
В эту ночь сон не приходил к Маре. Услышав
Причиной же ее беспокойства и бессонницы был Сэм Роджерс. «Сэм! Сэм! Сэм!» – мысленно кричала она, призывая его образ, и он возникал перед ней как живой – высокий, стройный, мускулистый, с профилем, будто высеченным из гранита, похожим на лики каменных изваяний, созданных на аризонской земле в течение столетий ветрами и дождями, льдами и снегами. Из-под век девушки потекли слезы, как только она вызвала в памяти тот восхитительный момент, когда их губы слились в поцелуе.
«Сэм, я люблю тебя!»
Мара вздрогнула, услышав странный звук – тихий, едва слышный стук в дверь, нарушивший мертвое молчание ночи. Она выпрямилась и села на постели. Горло сдавило судорогой, и ей трудно было заговорить.
– Да? Кто это?..
– Это я, Сесиль. Могу я войти?
– Сесиль? Да, входите, Сесиль.
Дверь открылась с тихим скрипом, и француженка вошла в комнату, бесшумно ступая босыми ногами. Она появилась в полумраке, вернее, в желтом полусвете, отбрасываемом свечой в оловянном подсвечнике, который держала в правой руке.
Осторожно прикрыв за собой дверь, Сесиль прислонилась к ней спиной и сказала:
– Прошу извинить за беспокойство, Мара, но я не могу уснуть. Нервы напряжены. Такое ощущение, будто я готова выпрыгнуть из собственной шкуры. Должно быть, на меня действует непривычная обстановка.
Мара вздохнула:
– Все в порядке, Сесиль. Я чувствую то же самое, хотя нахожусь у себя дома, в привычной обстановке. Возможно, действует то, что мы начинаем совсем новое дело. Я никогда еще не разлучалась с семьей, а ведь скоро мы шагнем в неизвестное и отправимся по пути, назначенному нам Господом… Неизвестно куда… Входите и садитесь.
Она похлопала ладонью по постели и бросила взгляд на камин, в котором догорающие угли еще светились жаром.
– Если хотите, мы можем подбросить дров в камин.
– О, было бы очень хорошо. И еще мне хочется посидеть с кем-нибудь рядом. Да, вы правы. Я чувствую себя одинокой вдали от дома, хотя моя семья не так уж и далеко – в Финиксе. Странно… Мы знакомы с вами всего один день, а я чувствую, что вы мне ближе, чем моя старая подруга Джоан.
– Я польщена, Сесиль. Вы мне тоже нравитесь. Впрочем, и Джоан мне нравится.
– Разумеется. Но все же мне кажется, что нас с вами связывает нечто общее… Не могу найти для этого точного определения…
– Понимаю. Я думаю, что самым точным словом было бы «взаимопонимание».
Мара встала с постели и подошла к камину. Отодвинув экран, положила сухое полено на красные, как вишни, еще хранившие жар угли. Послышался треск, взметнулся клуб дыма, дерево занялось, выбросив сноп искр.
– Вот теперь хорошо.
Мара уселась на пушистый меховой коврик перед камином и поплотнее запахнула на себе фланелевую ночную рубашку.