Тайные грехи
Шрифт:
Фарадей вскрыл письмо; в голове вспыхнул фейерверк воспоминаний. Он встретил Сайни на вечеринке у Рокко Минетти. Брендан знал, что король преступного мира спит с женой Джошуа Бэрона, но не мог понять, что босс в ней нашел, – пока она не изнасиловала его на полу в роскошной ванной Рокко Минетти. Пораженный тем, какая бешеная страсть крылась за элегантной ледяной оболочкой, Брендан попался на крючок. Их связь таила смертельную угрозу; они занимались любовью то в ее розовой с золотым ванной комнате (пока гости Джошуа веселились внизу), то в серебристом «роллс-ройсе», припаркованном на Малхолланд-драйв, то на черной кожаной
Фарадей прочитал письмо и похолодел. Прочитал еще раз, и еще. Но выцветшие буквы, выведенные ее закругленным почерком на бумажном листке, всякий раз говорили одно и то же. Он, а не Джошуа Бэрон, был отцом Мариссы. В душе Фарадея не вспыхнуло отцовское чувство – зато он сразу понял: судьба сдала ему козырную карту – и какую! Теперь хорошенько все обдумать – и в бой!
Кто он – человек, зачавший ее и бросивший? Кто-нибудь из мира кино? Актер, режиссер, менеджер? Она его знает? А он – знает ли о своем отцовстве? И что она – именно она – его дочь?..
Отчасти Марисса была даже рада, что оказалась дочерью другого человека, не Джошуа. Он всю жизнь попирал ее, и теперь ей импонировала мысль, что в ее жилах нет ни капли крови этого мерзавца. Она вспомнила Ли – на которую благодаря открывшейся тайне рождения свалилось многомиллиардное наследство. Тогда как ей, Мариссе, ничего не досталось. Nada. [17] Фига с маслом.
В ее глазах полыхнул мстительный огонь. Ничего, она им еще покажет!
17
Nada – ничего (исп.).
Глава 38
– Ты сошла с ума!
Тина воззрилась на Ли так, словно у той выросла еще одна голова. Прошло три недели с тех пор, как умер Джошуа, и, хотя Ли неплохо держалась, этот новый заскок заставлял предположить, что у нее не все дома.
– Я считаю это своим долгом.
Обе женщины стояли в холле особняка Бэронов в Беверли Хиллз с канцелярскими книгами в руках: занимались инвентаризацией. Решив продать дом, в котором она выросла, Ли ожидала испытать боль утраты, однако при виде того как Тина меряет рулеткой лужайку, почувствовала облегчение.
Может, расставшись с прибежищем ее тайного греха, она избавится и от демонов, чуть ли не каждую ночь являющихся ей во сне?
– Передав Мариссе часть акций, ты совершишь величайшую ошибку в своей жизни!
– Айра Фридман того же мнения. – Ли взяла в руки севрскую вазу. – Как ты думаешь? Оставить ее у себя или присовокупить к остальному барахлу?
– Оставить. Она слишком ценная, чтобы отдавать. Но вернемся к предмету предыдущей дискуссии. Я в принципе терпеть не могу юристов, но Айра Фридман говорит дело. Золотко, я понимаю: ты чувствуешь себя виноватой из-за того, что одна унаследовала студию, но Марисса не умирает с голоду. У нее солидный капитал: ведь она постоянно снимается на студии «Бэрон».
– Так-то оно так… Просто ее всегда обходили. В детстве, когда папа возвращался
– Не совсем так. Ты была образцовой дочерью: умной, оптимистичной, надежной…
«Сексуально доступной», – мысленно добавила Ли. Чувство вины и стыда навалилось густым туманом. Что сказала бы Тина, если б знала?..
– Тебя послушать, так я – ангел, без единого пятнышка. Я вот что хочу сказать: Марисса всю жизнь была обделена любовью. Кроме того, сейчас, когда между нами больше не стоит Джошуа, есть надежда, что мы станем по-настоящему близки.
– Я все же думаю, что ты совершаешь грандиозную ошибку. Но это твоя жизнь. И твоя студия.
Ли привыкла прощать младшей сестре злобные выходки, и Тина отдавала себе отчет в том, что никакие доводы ни на йоту не изменят ее позицию. Ничего не поделаешь. Возобновив прерванное занятие, Тина думала: какая жалость, что Сайни не сбежала с Мариссиным папашей – кем бы он ни был – до рождения ребенка. Всем было бы гораздо легче.
– Пока смерть нас не разлучит.
Мэтью произнес брачную формулу с обреченностью приговоренного к смертной казни, когда его ведут на эшафот. Что вполне соответствовало его ощущениям.
Он провел долгую ночь без сна, вспоминая свое обездоленное детство, все лишения и издевательства. Нельзя допустить, чтобы его дитя росло с таким же клеймом. И Мэтью против воли принял решение жениться. Не видел другого выхода.
Он лежал рядом с новой женой в отеле в Рено, изо всех сил стараясь не притрагиваться к ней и отчаянно желая, чтобы на ее месте была Ли. Чтобы у Ли был от него ребенок.
Даже если бы Ли захотела, она не смогла бы не заметить фотографию, на которой Мэтью с Мариссой покидали церковь в Рено. Переключая каналы в поисках новостей, вместо положительно действующего на нервы Уолтера Кронкайта в привинченном к полу кресле, она наткнулась на репортаж о бракосочетании своей сестры и своего бывшего мужа – и застыла как вкопанная. В голове вспыхнуло воспоминание о другом свадебном фото. Но то было подделкой, а это – самая что ни на есть реальность.
Но почему Марисса ей не сказала? Пару дней назад Ли звонила ей насчет готовящегося подарка – двадцати пяти процентов акций кинокомпании «Бэрон». Марисса пришла в восторг – как всегда, когда ей удавалось завладеть чем-либо, до этого принадлежавшим Ли.
В шесть лет она стащила у старшей сестры плюшевого медвежонка. В одиннадцать – тюбик губной помады и хрустальный флакон «Мисс Диор». В тринадцать начала «заимствовать» одежду. В пятнадцать, с разрешения шофера, покаталась с друзьями на ее «ягуаре». Потом понадобились две с половиной тысячи долларов и три недели времени, чтобы привести машину в рабочее состояние.
Ли смотрела сквозь пальцы на выходки сестры. Но как же она допустила, чтобы Марисса украла единственного человека, которого она любила?
Мэтью стоял посреди комнаты, взирая сверху вниз на распростершуюся на кровати Мариссу. На ночной тумбочке красовалась ополовиненная бутылка рома; бокал – сплошь в губной помаде. На Мариссе была та же черная атласная ночнушка, в которой он оставил ее утром, уходя на встречу со своим банкиром. Потом он пообедал с Тиной и Корбетом и принял участие в акции протеста местных жителей против дальнейшей застройки пляжа.