Тайные общества
Шрифт:
– Кто входит в Совет?
– Состав Совета меняется каждый год, выборы приурочены к нашему ‹Празднику весны›, который отмечается в первую среду апреля. Всеобщим голосованием выбирается по два представителя от каждых двадцати членов.
– Жрецы автоматически получают место в Совете?
– Вовсе нет. Например, в нынешнем Совете нет ни одного жреца.
– Значит, ваше общество небогато? Тогда кто финансирует подобные собрания?
– Члены Ордена, заработавшие тем или иным путем достаточно средств благодаря вмешательству Павлина, причем платят они по очереди, в алфавитном порядке.
В течение ряда лет я интересовался проблемой религиозного экстаза и был полон решимости узнать наконец, каким же образом люди впадают в исступление и что происходит после.
–
– Я приглашаю вас на Юре.
На арабском и персидском языках это слово означает ‹Праздник святого покровителя›.
Через десять дней мне позвонили и назначили встречу на станции метро ‹Клафем›. У членов секты были некоторые подозрения на мой счет: ведь я мог оказаться пронырливым журналистом, который раззвонит на весь мир все, что ему удастся узнать. На всякий случай номера машины, приехавшей за мной, были заляпаны грязью, а любезная, но довольно настороженная женщина, сидевшая рядом со мной на заднем сиденье, в течение всего пути не переставала задавать мне вопросы.
– Клянетесь ли вы на всех священных книгах вашей честью, жизнью и смертью близких вам людей, вашей собственной жизнью и смертью, безоговорочно и безусловно, что никогда никому не откроете местонахождения? Клянетесь ли уважать нашу веру? Клянетесь всячески нам содействовать? Не сомневаетесь ли вы в том, что мы достойны уважения и доверия?
– Клянусь!
Становилось все темнее. Когда машина остановилась, я увидел обычный пригородный дом, не слишком большой. Внутри было чисто и красиво. Великий Жрец сидел в салоне в окружении десятка людей; лица их были серьезны. Некоторые были мне знакомы по предыдущему собранию, но многих я еще не видел. В нише рядом с дверью горела крохотная масляная лампа; вновь прибывшие протягивали руки к этой лампе, чтобы очиститься, как это делают курды.
Нам подали чай с печеньем. Разговор зашел о коммерции. ‹Не надо никакой сверхъестественной силы, - подумал я с некоторой враждебностью, - чтобы группа достаточно влиятельных людей, решивших помогать друг другу во всех делах, в конце концов достигла процветания…›
Из соседней комнаты доносилась музыка, но гораздо тише, чем в прошлый раз. Один за другим члены общества вставали и выходили за дверь. Я разговорился с двоими из присутствующих - адвокатом и бухгалтером - о своих встречах с африканскими и азиатскими дервишами: эта тема заинтересовала моих собеседников. Через полчаса после начала чаепития жрец взял меня за руку.
– Пришла моя очередь…
Через маленький коридор мы прошли в другой салон. Перед дверью жрец снял туфли, я последовал его примеру. Внутри несколько человек, сидя на подушечках, раскачивались в ритме музыки. В углу высилась статуя павлина, ноги которого покоились в бронзовой вазе, полной кипящей воды.
Музыкант, сидевший в углу, играл на гитаре; навязчивая мелодия пронизывала все мое существо, а на окружающих, кажется, действовала довольно странно. Некоторые из них прикрыли лицо руками, другие раскачивались с закрытыми глазами, третьи обнимали руками колени. Примерно половину собравшихся составляли женщины; их возраст колебался от двадцати до тридцати лет.
Вдруг один мужчина поднялся, направился к статуе и бросил в воду свернутую бумажку. В течение нескольких минут ничего не происходило; мужчина вновь уселся на свое место, взгляд у него блуждал. Затем встала одна женщина; с радостной улыбкой, в такт музыке похлопывая ладонями по бедрам, она приблизилась к птице и сказала:
– Спасибо, спасибо!
Некоторые из присутствующих повторили ее жест. Через полчаса я заметил, что половина людей покинула помещение.
А в это время мой жрец, похоже, вошел в транс. Он сидел неподвижно, глядя широко раскрытыми глазами в одну точку. Один из членов, выходя из комнаты, случайно коснулся его, в ту же минуту этот человек тоже замер, медленно упал на колени, мускулы у него напряглись. Он неотрывно смотрел на Павлина.
Такие сцены, безусловно, производят определенный эффект на зрителя. Я заметил, что если внимательно смотреть на статую и слушать музыку, то чувствуешь, как тебя словно захлестывает
Сознания я не потерял. Напротив, мой разум воспринимал окружающее как никогда ясно, а тело как будто исчезло, превратилось в ничто. Меня охватило чувство невыразимого облегчения, искренней радости и счастья, что бывает лишь в самые исключительные моменты жизни. Время текло незаметно. Голова была пуста, хоь только, чтобы это ощущение блаженвливавшее в меня новые силы, не кончалось.
Тем не менее я был вполне способен наблюдать за окружающими. Мысли мои текли странным образом: стоило мне вспомнить об одной проблеме, как ее решение внезапно само всплыло в моем мозгу, причем я ощущал абсолютную уверенность, как во сне, где все неприятности имеют свойство легко улаживаться. Отличие состояло в том, что сейчас решение было верным и его можно было воплотить в жизнь.
Второй феномен - удивительное расширение памяти. Пытаясь вернуться к одному довольно смутному воспоминанию, я постарался сконцентрироваться на том времени, когда изучал символику античных культур. Каждый, кто когда-либо корпел над изучением множества странных значков, почти лишенных внешнего смысла, поймет мое волнение: внезапно я увидел эти знаки перед глазами, как в кино. Они были мне полностью доступны, я мог рассматривать их, останавливать ‹пленку›, возвращаться назад… Подвергся ли я воздействию наркотиков? Я тщательно исследовал эту возможность. Да, такое могло случиться. В следующий раз - если он, конечно, будет, - я смогу проверить это, отказавшись от еды и питья. А пока я попытался вспомнить симптомы, связанные с употреблением наркотиков. Все множество данных, которые я исследовал много лет тому назад, тут же пришло мне на память. Но ни одного удовлетворительного объяснения своему состоянию я не находил. Может быть, мое состояние не позволяло мне заглянуть внутрь себя? Но у меня не было ни нарушений зрения, ни рвоты, ни потоотделения; сердце мое билось в обычном ритме, дыхание не было учащенным, сознание, насколько я мог заметить, не изменялось… Был ли это гипноз? Это решение казалось вполне правдоподобным, но науке неизвестен пока ни один способ гипноза без внушения, если не считать бредней газетных писак, гоняющихся за сенсациями. Легко использовать выражения типа ‹внушение, вызванное воздействием наркотиков›, но любому экспериментатору известно, что эффект от принятия не имеет с внушением ничего общего, так что это выражение лишено всякого смысла.
Я решил на опыте проверить, нахожусь ли я под действием наркотиков или гипноза. Могу ли я очнуться и снова впасть в прежнее состояние? Я попробовал, и у меня получилось. Кроме того, была также проблема идиосинкразии. Если эти люди напичкали меня наркотиками, они не могли предвидеть моей реакции. А меня трудно загипнотизировать, и сопротивляемость наркотикам у меня слабая: как правило, я быстро впадаю в глубокий сон, и разбудить меня трудно. Я решил встряхнуться, прогулявшись в другую комнату, и выяснить, какова будет моя реакция.
Как только я встал, мозг мой тут же просветлел. Я открыл дверь, пересек коридор, где сидели несколько членов общества, тихо беседуя между собой, и уселся на диван. Казалось, ничего не изменилось. Объяснения феномену не было.
Истоки западного культа ‹Ангела Павлина› следует искать в святилище шейха Ади, находящемся в Ираке, к северу от Мосула. Вопреки рассказам Блаватской, йезидские поклонники Павлина на самом деле курды и разговаривают на курдском языке. Имя, выбранное ими, происходит от древнеперсидского слова ‹Иизед›, что означает ‹нечто, достойное поклонения›. Современная наука избавила их от репутации ‹поклонников дьявола›, которой наградили йезидов турки, безуспешно пытавшиеся обратить их в правоверных мусульман, а затем западные миссионеры, смущенные их странными ритуалами. Это мнимое поклонение дьяволу поразило людское воображение и породило жуткие легенды.