Тайные полномочия
Шрифт:
— Не могу знать.
— Давно директор на месте?
Но жандарм был категорически немногословен.
Спускаясь по лестнице за жандармом, который с явным удовольствием грохотал шпорами по ступенькам, Ванзаров испытал прилив слабости. Пришлось уцепиться за перила и несколько раз глубоко вдохнуть. Слабость отступила, но обещала вернуться. Сейчас для нее было не лучшее время. Но логика не могла помочь побороть эту напасть. Приходилось рассчитывать на собственные силы. Как бы мало их ни осталось.
Жандарм пропустил Ванзарова внутрь полицейской кареты, наблюдая, как он медленно и тяжело карабкается по ступеньке, и запрыгнул орлом.
— Гони! — рявкнул он сидящему на козлах
Карета понеслась по пустым улицам, грохоча и навевая спящим дурные сны.
15
Тайный советник Сабуров погрузился в липкую панику и никак не мог из нее выбраться. То, что случилось, было столь невероятно, а последствия могли быть столь ужасны, что отставкой без пенсии тут, пожалуй, не отделаешься. Граф Толстой ясно выразился, что выводы будут сделаны самые строгие, если преступление не будет раскрыто в самый кратчайший срок. Наикратчайший. Время идет на часы. Директор департамента полиции заверил, что будут привлечены лучшие силы, но пока из всех в наличии имелись только пристав 1-го Казанского участка и его заспанные чиновники. Пользы от них было не больше, чем от дворников. Понаблюдав, как участковые взялись за дело, Сабуров накричал на них и приказал не приближаться. До появления настоящих специалистов. Хуже всего, что граф Толстой явно не доверял ему. Ничем иным Сабуров не мог объяснить появление жандармов, которые оцепили особняк. И хоть формально им было приказано подчиняться Сабурову, но директору все казалось, что они не столько следят за порядком, сколько за ним. Никаких следственных действий они не предпринимали. Но вся прислуга и официанты были собраны в людской. Фельдъегеря задержаны до дальнейшего выяснения обстоятельств. А живых свидетелей заперли в боковой комнате под караулом. Впрочем, польза от жандармов все-таки была. Один из них был послан за Ванзаровым. Его Сабуров ждал, как последний шанс на спасение.
За дверью послышался хруст битого стекла и сырой звук шагов по лужам. Сапоги жандарма улик не жалели. Сабуров еле сдержался, чтобы не броситься к двери, но это значило уронить себя в глазах подчиненных. К его удивлению, Ванзаров вошел совсем не заспанный, собранный и одетый, как будто не ложился. Только бледный до синевы и несколько осунувшийся.
— Как вы себя чувствуете? — спросил заботливый директор.
— Благодарю, отлично, — ответил Ванзаров, сжав в кулак приступ дурноты.
— Это катастрофа, — сказал Сабуров, падая в кресло. — Не могу в себя прийти. Таблетки не помогают, сердце вот-вот выпрыгнет…
— Украдена слишком ценная вещь. Я бы сказал: алмазная звезда Андрея Первозванного.
— Да-да, — машинально ответил Сабуров и вдруг зашептал: — Откуда вы знаете?! Кто посмел проболтаться?!
— Жандарм был нем, как вяленая треска. Да и времени у меня не было заниматься расспросами. Под конвоем сразу к вам.
— Как вы догадались? — Для директора этот вопрос имел жизненное значение: если так легко узнал один, значит, и другой может. Информация о случившемся никоим образом не должна просочиться за стены особняка. Сабуров как-то упустил из виду, сколько гостей было на вечеринке.
— Я не догадывался. Сложил факты. Смерть князя Бобби, при всей любви к нему в обществе, вряд ли вызвала бы визит директора департамента полиции среди ночи. Следовательно, причина не в трупе, а в портфеле, который лежит рядом с ним. Фельдъегеря, сидящие под надзором жандармов, говорят о том, что в портфеле было нечто чрезвычайно важное, что может быть доставлено только из государственного хранилища. Сам размер портфеля указывает на небольшую вещицу, что-то вроде ордена. Ну а визит графа
— Чудовищно, — только и мог сказать Сабуров, подразумевая не столько прозорливость Ванзарова, сколько случившееся. — Я требую от вас соблюдения полной конфиденциальности. Нигде, никогда и никому вы не должны раскрыть ни одного, даже мельчайшего, факта, который может вызвать ненужные слухи или догадки. Это государственная тайна.
— Об этом можно не беспокоиться, — ответил Ванзаров. — Меня интересует другое: неужели алмазную звезду можно вот так запросто одолжить на вечерок?
— Наша чудовищная глупость и дурно понятое дружелюбие! — негодовал Сабуров. — Милый Бобби, всеобщий друг, его все знают и любят, он вхож в любой кабинет. Ну отчего же не оказать любезность. Тем более орден под охраной фельдъегерей. Только туда и обратно. Что может случиться. Ну и тому подобное… И вот результат.
— Лунный Лис оказался хитрее.
— Вы полагаете, это опять он?
— У предыдущих краж появилась хоть какая-то осмысленная цель.
— О чем вы? — Директор не был готов выстраивать логические цепочки.
— Об этом пока рано говорить.
— Хорошо, не настаиваю… Родион Георгиевич, я прошу вас, заметьте, не приказываю, а прошу: приложите все свои таланты, но найдите пропажу. Больше трех дней я не могу вам дать. Иначе нам с вами несдобровать…
Мягкий намек говорил, что Ванзарова уже поставили в один ряд тех, с кого будут спрашивать в случае чего. Что было предусмотрительно со стороны директора.
— Позвольте, встречу Лебедева, кажется, он прибыл, — сказал Ванзаров и вышел, не дожидаясь разрешения.
16
Аполлон Григорьевич был свеж и энергичен. Никто бы не сказал, что пошла уже вторая ночь, которую он проводил без сна. Лебедев блестел сорочкой под модным пиджаком, источая густой аромат парижского одеколона. Он поигрывал сигарой, от запаха которой трепетал весь департамент полиции, и с явным любопытством осматривал место преступления. Желтый чемоданчик, сопровождавший его везде, был готов явить из своего объемного брюха все, что понадобится для расследования: от лупы до химических реактивов. Лебедев принюхивался к сильному запаху, разлитому повсюду, и сладко облизнулся.
— Ба, да тут полы виски моют! Да еще и отличным, — сказал он. — Не могли найти лучшего применения, что ли? Ну и нравы!
Одарив притихшего в углу пристава дружеским кивком, Лебедев по широкой дуге стал приближаться к телу, чтобы не раздавить случайный осколок. Не дойдя каких-то двух шагов, он остановился как вкопанный.
— Ванзаров! — гаркнул он на весь особняк так, что в людской вздрогнули кухарки. — Какого зеленого лешего вы тут делаете?! Кому было сказано носа с подушки не подымать?!
— Как я рад вас видеть, Аполлон Григорьевич, — отвечал Ванзаров, минуя, как мог, осколки, целые бутылки и лужи, источавшие крепкий запах солода. — Опять у вас трудная ночка…
— Вы мне зубы не заговаривайте, дело не во мне… Это кто такой весь из себя спортивный? — Он указал на тело.
— Князь Бобрищев-Голенцов, в просторечии Бобби. Душа компании и всеобщий любимец. Должен был поехать на Олимпиаду. И вот такая неприятность.
— Это он наливает гостям виски прямо на пол?
— Такой затейливый господин. Не затруднит определить причину смерти, а я пока займусь кое-какими мелочами…