Тайные полномочия

Чиж Антон

— Хорошо, я сделаю это, — сказал Дюпре.

— Какой вы милый, — ответила Липа томно, думая при этом, как же глупо выглядит барон и какой он, в сущности, противный червяк. — Это меня порадует?

— Не сомневайтесь… Обещаю… Госпожа… Олимпиада… Липа.

Никогда еще ее имя не звучало так мерзко. Да кто ему дал право так к ней обращаться? Липа не показала вида, что барон, произнеся ее имя, стал противен ей окончательно, и только подбодрила его улыбкой.

Дюпре выскочил в коридор слегка возбужденный. Торопясь, он толкнул проводника, который так не вовремя попался ему на дороге.

3

Поданный ужин был не так уж и плох. Но Граве не узнал вкуса блюд. Он ковырялся в тарелке салата и не притронулся к остывшему супу.

В один миг, который случился, как щелчок пальцев, ему вдруг показалось, что разгадка близка. От нее отделяет только легкая паутинка. Стоит дунуть, как правда откроется. Чувство это возникло ниоткуда. Не было ничего, что на это указывало бы. Граве опять вошел в ресторан первым, опередив и Бутовского с Женечкой и Чичеровым, и Урусова, и Немурова. Он занял ближний к выходу столик, без всякого умысла сменив привычное место. Смутное озарение произошло, когда все уже сидели за столами, а высокий официант разносил на подносе одинаковые тарелки. Граве оглядел зал, и ему показалось, что это он уже видел. Видел в тот самый вечер. Не столько понял, сколько ощутил, что до разгадки остался один шаг. Казалось, еще немного, нажать совсем чуть-чуть — и… Но последнего «и» пока не случилось. Это было неприятно, будто хорошенькая барышня обещала и не пришла. Непонятно, как с этим справиться. Его сил недостаточно. А Ванзаров задерживается.

Мучения мысли разжигала жажда. Граве теперь хотелось не только выпить, но и закурить. Он честно отказался от табака перед Олимпиадой. Одно воздержание он еще как-то осилил. Жить без папиросы и рюмки чего-нибудь было невыносимо. Размышлять о загадке мешали дымящиеся папироски и хрустальные бокалы, полные доверху. Видения слишком явны и мучительны. Граве даже головой потряс, чтобы прояснились мысли.

— Официант, полцарства за рюмку коньяка! — сказал он на весь вагон.

Официант только вежливо улыбнулся шутке. Члены команды одарили Граве осуждающими взглядами и отвернулись. Но этого было достаточно. Последняя капля упала, чаша была переполнена. Он вспомнил, что так долго убегало от него. Было это столь просто, невзрачно и обыденно, что и запомнить, кажется, невозможно. Почему тогда он обратил на это внимание? Граве сделал то же, что и в тот вечер: посмотрел направо. И все стало ясно. Он точно вспомнил, что именно тогда увидел. Все происходило так быстро, мельком, но этого было достаточно. Отметить такой успех было нечем. Граве занялся овощами, быстро очищая тарелку. Ванзарова он заметил еще в проходе, потому что ждал его и часто оглядывался. Он постарался так явно подмигнуть и состроить такую мину, чтобы сомнений не осталось: птичка у него в руках. Ванзаров только кивнул ему в ответ. Граве не был уверен, что его достаточно поняли. На всякий случай, чтобы опять не забыть, он достал книжечку и сделал две краткие пометки, жирно их подчеркнув. Все, теперь никуда не денется. Ах, как сейчас не хватает той рюмки, что мелькает в мыслях! Вот бы схватить ее за тонкую ножку! Граве дал слово, отметить успех в первом же буфете. И пусть Бутовский на него обижается. Интеллектуальная победа на вкус оказалась не менее приятной, чем карточный выигрыш.

4

Ванзаров не торопясь прошел к середине вагона, собирая внимание всех на своей спине, которая могла и задымиться. Взгляды были далеко не ласковыми. Но это мало его трогало. Остановившись перед буфетом и официантами, как дирижер перед оркестром, резво повернулся на каблуках и одарил притихших господ самой лучезарной из улыбок, какая только может слететь с усов.

— Господа! — провозгласил он с радостной ноткой.

Ложки с вилками замерли. Никто не смел шевельнуться. Бутовский прижал салфетку к сердцу, ожидая какую-нибудь ужасную новость, Паша Чичеров сидел с открытым ртом и выпученными глазами, Женечка бросала взгляд с плеча, Немуров потупился в тарелку, князь Урусов сидел очень прямо и перестал жевать. А Лидваль, хоть и сидел, взял под мышку кость. Только Граве наблюдал с интересом. Все чего-то ждали. Пауза затягивалась.

— Господа! — повторил Ванзаров, видя, как словно отражается в напряжении лиц. —

Хочу пожелать доброго вечера и приятного аппетита!

У всех вырвался вздох облегчения. Зазвенели тарелки, Урусов хмыкнул, Бутовский прошептал что-то. Напряжение спало, господа вернулись к ужину. Ванзарову никто не ответил. Кажется, он на это и рассчитывал.

— Ну а теперь у меня для вас важное сообщение.

Пойманные врасплох не знали, что и делать. Лидваль тяжело поперхнулся и закашлял. Паша тихо охнул. А Бутовскому показалось, что на него надвигается ужас, от которого некуда деться.

— Сообщение касается всех нас. Потому довожу его публично…

В вагон вошел Дюпре. Он шел так быстро, что проскочил мимо генерала и повернул назад.

— Барон, прошу вас сесть, — сказал Ванзаров.

Дюпре не обратил на это внимания. Кажется, он не слышал ничего. Нависнув над столом, он стоял и не знал, что сделать. Бутовский хотел уже выразить свое недоумение такому поведению. Но тут Дюпре схватил соусник с томатным соусом и резко плеснул. Жижа пролетела над белой скатертью, бокалами, тарелками, как комета, и упала красным пятном, разбрызгав жирные капли.

— Убийца! — закричал Дюпре, роняя соусник на стол. — Позор!

Паша вскочил перед ним, отстраняясь назад, и угрожающе замахал рукой.

— Это! Как! Что! Мерзко! Подло! Нехорошо! Зачем!

Так они и стояли друг перед другом. Чичеров указывал пальцем в небо, а Дюпре задумчиво разглядывал его лицо. Бутовский отбросил салфетку. Женечка была спокойна. Сняв с лица крупную каплю, она попробовала язычком. На пятно, испортившее платье, она даже не взглянула.

Все случилось слишком быстро. Немуров, сидевший через проход, вскочил и нанес удар кулаком в затылок. Дюпре рухнул как подкошенный. Остервенев, Немуров принялся бить его ногами. Удары сыпались куда придется. Дюпре вздрагивал, как тряпка, которую волокут по полу. Сопротивляться он не мог. Носок ботинка заехал ему в висок, в живот и еще попал в плечо. Дюпре подкинуло, он упал на спину. Немуров занес ногу, чтобы затоптать его, но только бесполезно мазанул по воздуху. Больше сделать не успел. Ванзарову потребовалось лишних два шага, чтобы прыгнуть и поймать в захват. Подхватив под грудь, он бросил Немурова назад, не жалея и не стараясь смягчить падение. От неминуемого увечья Немурова спас ковер. Густой ворс смягчил страшное падение. Со всего размаха он упал на плечо, а на него вся масса Ванзарова. Немуров жалобно охнул и затих.

Официанты спешили на помощь. Ванзарову не пришлось распоряжаться. Дюпре подняли на руки, он был в сознании, только плохо соображал. Его понесли к Лебедеву. Женечке подали полотенце. Красное пятно она вытирала с редким спокойствием, даже улыбалась. Паша бегал вокруг нее, издавая возгласы и выражая возмущение. Даже Бутовскому было не до него. Такого позора генерал никогда не испытывал. Ему было обидно за племянницу. Хуже было другое: он понял, что команды больше нет. Им нечего делать в Афинах. И это горе не утереть салфеткой. На сюртуке он заметил красное пятнышко. И подумал, что это знак: они все мечены. Неужели Рибер…

Немуров застонал.

— Вы мне руку, кажется, сломали… — проговорил он.

Ванзаров подхватил его за спину и помог подняться. Стоять прямо Немуров не мог, его клонило на правый бок.

— Ничего, до второй Олимпиады заживет, — сказал Ванзаров, ощупывая ему плечо. — Здесь больно?

— Да отстаньте вы со своей заботой, сам справлюсь… — Немуров отступил назад и охнул. — Какие пустяки, всего лишь ребро сломано. Вам-то все равно…

— Вам будет оказана помощь.

— Даже не прикасайтесь ко мне…

— И не подумаю. У нас есть настоящий специалист. Ранения и поломы — это его профиль. Приведет в чувство Дюпре и сразу вами займется.

— Мне ничего от вас не надо…

Вздрагивая и охая, Немуров кое-как уселся, прислонясь к столу. Покорчившись, он нашел положение, в котором было не так больно, хотя бы сидеть можно. Он попросил воды. Ванзаров принес бокал. Немуров выпил с жадностью.

— Какая мерзкая глупость, — сказал он, часто дыша.

— Рад, что понимаете свою ошибку, — ответил Ванзаров.