Тайные раны
Шрифт:
Тони довольно часто замечал, что бессмысленно пялится в пространство, а его ноутбук в спящем режиме. Однако к вечеру, к приходу Кэрол, он все же сузил область поиска до девяти дел. Ему очень хотелось добиться большего, блеснуть перед ней, найти что-то такое, что продемонстрировало бы, что он по-прежнему способен ей помочь. Но пока он ничего такого не нашел. Поэтому он решил умолчать о своих изысканиях.
Какая-то она измотанная, подумал он, глядя, как Кэрол снимает пальто и подтягивает кресло к кровати. Веки припухшие, возле уголков глаз
— Как сегодня дела? — поинтересовалась она. — Кажется, выглядит эта штука совсем по-другому. — Она кивнула на его ногу под одеялом.
— Тот еще был денек. Мне вынули дренаж. Честно говоря, больнее мне никогда в жизни не было. Снятие шины после этого казалось сущим пустяком. — Он криво усмехнулся. — Впрочем, я преувеличиваю. Зато теперь у меня ножная манжета, которая держит сустав. — Он жестом указал на ком под одеялом. — Похоже, рана заживает хорошо. Меня возили на рентген, и кость тоже, судя по всему, в неплохом состоянии. Так что завтра садисты из физиотерапии насядут на меня, чтобы увидеть, сумею ли я выбраться из постели.
— Замечательно! — обрадовалась Кэрол. — Ну кто бы мог подумать, что ты так скоро опять окажешься на ногах?
— Подожди, не увлекайся. «Выбраться из постели» — значит просто немного поковылять на ходунках, а не бежать марафон. Чтобы стать хоть немного похожим на себя прежнего, мне еще придется здорово поработать над собой.
Кэрол фыркнула:
— Можно подумать, ты какая-нибудь Пола Рэдклифф [17] . Ладно тебе, Тони. Все-таки ты никогда не был великим атлетом.
17
Рэдклифф Пола (р. 1973) — английская бегунья на длинные дистанции, обладательница мирового рекорда по марафонскому бегу.
— Возможно. Но я все равно вволю поупражнялся. — Он пошевелился под одеялом.
— И еще поупражняешься, — великодушно пообещала Кэрол. — Короче говоря, как я понимаю, день в целом прошел неплохо.
— В общем-то да. Правда, заглядывала мать, а это всегда способно испортить настроение. Впрочем, судя по ее словам, мне принадлежит половина бабушкиного дома.
— Мало того что я понятия не имела о твоей матери, так, значит, у тебя есть еще и бабушка?
— Нет. Старушка скончалась двадцать три года назад. Я тогда учился в университете. Да-а, в те времена мне бы не помешали эти полдома. У меня вечно не было ни гроша за душой, — добавил он, не вдаваясь в подробности.
— Не уверена, что все это до конца понимаю, — заметила Кэрол.
— Я сам не уверен, что понял. Видимо, еще не отошел от морфия. Но если я правильно уяснил себе то, что говорила мать, получается, что ее собственная родительница завещала
Кэрол недоверчиво воззрилась на него:
— Это же просто кража.
— Ну да, я знаю. Но она же моя мать. — Тони поерзал, устраиваясь поудобнее. — Да и в общем-то она права. На черта мне деньги? У меня и так есть все, что мне нужно.
— Можно и так на это смотреть. Но я все равно не могу сказать, что это одобряю.
— Моя мать — стихийное явление. Одобряй, не одобряй — это роли не играет.
— А я-то думала, она давно умерла. Ты ведь о ней никогда не говорил.
Тони отвел взгляд:
— У нас с ней никогда не было, так сказать, тесных взаимоотношений. Непосредственно моим воспитанием занималась бабушка.
— Все это очень странно. Как ты себя при этом чувствовал?
Он выдавил сухой смешок:
— Как будто попал в йоркширский вариант «Архипелага ГУЛАГ». Только без снега.
Господи, пусть ее отвлечет это легкомысленное замечание.
Кэрол хмыкнула:
— Вы, мужчины, такие неженки. Спорим, ты никогда не ложился спать замерзший или голодный.
Тони промолчал. Кэрол извлекла из сумки деревянную коробочку, открыла: внутри оказались шахматы. Тони удивленно нахмурился.
— Зачем тебе шахматная доска? — спросил он.
— Вот чем должны заниматься умные люди, когда один из них лежит в больнице, — твердо ответила Кэрол.
— Признавайся, ты тайком смотрела фильмы Бергмана?
— Да что тут трудного — взять и сыграть? Я знаю, как ходят фигуры, и я уверена, что ты тоже знаешь. Мы же с тобой сообразительные. Это способ тренировать мозги, не работая.
Кэрол продолжала расставлять фигуры, не прерываясь ни на секунду.
— Сколько мы уже с тобой знакомы?
— Лет шесть-семь.
— И что, часто мы играли в какую-нибудь игру? Я уж не говорю про шахматы?
Кэрол замерла:
— По-моему, один раз мы… Хотя нет, это Джон Брэндон со своей Мэгги. — Она пожала плечами. — Кажется, никогда. Но это же не значит, что мы не должны этого делать.
— Ошибаешься, Кэрол. Существуют очень веские причины, почему мы этого делать не должны.
Она откинулась на спинку кресла:
— Ты боишься, что я тебя обыграю.
— Мы оба слишком любим побеждать. Но это лишь одна из причин.
Он подтянул к себе блокнот с ручкой и начал что-то писать.
— Что это ты делаешь?
— Так и быть, — рассеянным тоном сказал он, не переставая писать, — сыграю с тобой. Но сначала напишу, почему это будет сущей катастрофой. — Он еще минуты две строчил, затем вырвал листок и сложил его пополам. — Ну, поехали.
На сей раз пришла очередь Кэрол засмеяться.