Тайные смыслы Второй мировой
Шрифт:
Масштаб разросся чрезвычайно. Города охватывали не дивизии, не армии — целые фронты! Витебск окружали 1-й Прибалтийский и 3-й Белорусский, с Бобруйском работал 1-й Белорусский Константина Рокоссовского.
А моему деду отчасти повезло: его 2-й Белорусский действовал на вспомогательном участке — по центру, в районе Могилева. Задача: отвлечь внимание врага от главных ударов. Служи дед на главном направлении — и я мог не родиться…
Вот что он об этом рассказал:
«23 июня 44-го по всей Белоруссии начались бои: наши войска мелкими группами врывались в оборону противника. Группа — это обычно рота при поддержке
Моя рота стояла в обороне, то есть всю ночь не смыкала глаз. На рассвете Якимович вдруг приказал мне идти в атаку. Я успел только накормить людей завтраком.
Приказ есть приказ. Ворвались в окопы противника, завязался ближний бой — штыком и гранатой. Закрепились. Немцы пунктуально, каждый час, вели по нам минометно-артиллерийский огонь и повторяли контратаки. Окопы испытали 11 артобстрелов (1 наш, 10 немецких), к вечеру от траншей двухметровой глубины осталось то, по чему можно пробираться лишь на четвереньках. Земля не выдерживала — а ведь в этих окопах были люди! Из моих 68 человек 13 погибли, а невредимых чудом осталось двое. Я получил множественное мелкое осколочное ранение и контузию; в моем теле и сейчас сидит осколок, и слышать с тех пор стал хуже.
Это был один из десятков боев местного значения, их цель — заставить противника распределить резервы по всей обороне, не дать сосредоточиться.
В госпиталь я не поехал. Следующим утром меня навестили командиры рот Тимофеев и Мирончик, я в это время брился и освежил лицо одеколоном. Они ужасно удивились, что я еще не выпил свой флакон (его выдали всем офицерам 1 мая). Но меня такого рода напитки не увлекали…
Дальше началось мощное наступление на обоих Белорусских фронтах. Наше соединение получило приказ о переформировании: оборонительная специфика стала больше не нужна, планировались только наступления — и из остатков нашего УРа была сформирована 343 стрелковая дивизия [262] в составе трех полков. Начальство осталось прежним, меня назначили командиром 3-го батальона, командирами рот стали бывшие взводные.
262
Переформирование произошло 29 июня 1944-го. Стрелковые полки в дивизии были №№ 356, 370 и 378, дед служил в 356-м. Дивизия входила в состав 49-й армии (командующий — И. Т. Гришин) 2-го Белорусского фронта.
В июле мы миновали разрушенный Могилев и вышли в Пинские болота. Сквозь них вела одна-единственная дорога, вся заваленная разрушенной техникой и трупами. Больше суток шли, задыхаясь от вони… Попали в партизанский край. Сюда партизаны немцев не впустили — потому деревни целы, в них есть коровы, лошади и молодые здоровые люди. Забытое зрелище.
В весеннюю распутицу один наш конь вывихнул сустав и захромал, к работе стал непригоден. Однако я вел его с собой, а он на подножном корму и в безделье зажирел. Около города Гродно стало нечего класть в котел — и я вызвал казаха Искажаева и татарина Шакирова. Им уже все ясно, Шакиров на ходу нож точил… Почуяв из котла запах мяса, все поняли, зачем хромой конь совершил такой длинный марш.
Продолжая движение на Белосток, столкнулись с противником.
3 июля советские войска освободили Минск — и продолжили наступление. Уже 28-го выбили немцев из Бреста; ничего похожего на героическую оборону этого города нашими частями в 1941-м они не показали. Мы вышли на территорию Польши!
29 августа «Багратион» триумфально окончился. Мы сдвинули фронт на 600 километров, потери врага превысили наши в 3–4 раза — только в плен мы взяли 158 тысяч. Это была одна из крупнейших военных операций за всю историю!
А 17 июля состоялась операция «Большой вальс». Но никто не стрелял…
Произошло вот что: 57 тысяч из плененных в Белоруссии немцев доставили в Москву и провели по улицам. Шли они как были — грязные, вшивые, оборванные. 19 генералов тщетно пытались держаться с достоинством…
А когда они прошли, их следы с мостовой смыли поливальные машины.
Но немцы были еще очень сильны. Теперь мы превышали их числом людей и техники, мастерством генералов, боевым духом — и все же до Победы оставался еще почти год. Заморские банкиры превратили рейх в идеального убийцу.
Это к вопросу о том, можно ли было избежать катастрофы 1941 года, когда враг был гораздо сильнее…
Летом 1944-го в Германии работало 7,6 миллионов иностранцев: 2,8 млн пригнанных из СССР, 1,7 млн поляков, 1,3 млн французов, 590 тысяч итальянцев, 280 тысяч чехов, 270 тысяч голландцев и 250 тысяч бельгийцев. В сельском хозяйстве иностранцы составляли половину рабочей силы, в военной промышленности — треть. Западных рабочих («вестарбайтеров») насильно не угоняли, жили они почти не хуже господ. Но «остарбайтеры» (наши) считались бесправными рабами.
Вся эта масса — не говоря уж о самих немцах — поднимала экономику рейха.
20 июля генералы устроили покушение на Гитлера: взорвали бомбу, которая убила четверых, а его лишь ранила. «Известие о взрыве всюду вызвало возмущение. Кто-то питал симпатию к заговорщикам, но облегчение от того, что Гитлер спасся, перевешивало все. Помимо страха перед гражданской войной оно отражало уверенность, что только Гитлер может довести войну до конца» [546].
Немецкий народ по-прежнему шел за фюрером и стремился уничтожить Россию. Рейх оставался сильным и опасным врагом.
Польша
Когда мы приблизились к Варшаве, там внезапно полыхнуло восстание. И вот нас уже 70 лет клюют за то, что мы его не поддержали. Давайте разбираться…
В конце войны существовало целых три польских армии: Крайова, Людова и Войско Польское. Первые две партизанили, но по-разному. Армия Крайова подчинялась удравшему в Лондон польскому правительству и к нам относилась враждебно; Армия Людова создана Польской рабочей партией и ориентировалась на Москву.
А Войско Польское шло освобождать родину вместе с Красной Армией и состояло не только из граждан Польши, но и из советских поляков.