Тайные тропы Бездны
Шрифт:
— Ладно, угощаю, — сообщил Якушев математику. — Пить будешь?
— Да не вопрос. Кто ж от халявы откажется, — явно возбудился тот. — Непременно нарушу спортивный режим. Начало учебного года всё-таки. Святое дело. Отметить надо. Компанию решительно поддержу.
— Ну, тогда после уроков подгребай в мою бендежку в спортзале. Как думаешь, пару пузырей водки хватит? — уточнил физрук количественное и качественное пристрастие математика в крепких напитках.
— Бери восемь, — невозмутимо произнёс тот.
— Чего восемь? — с удивлением посмотрел на математика физрук.
— Литров, — последовал ответ. При этом математик продолжал дружелюбно улыбаться. — Тогда может и
Тут до Якушева стало доходить: а не издевается ли над ним новый учитель. Но нет, вроде всё пока вежливо и в пределах нормы. Но восемь литров водки — это перебор. Что-то тут не то. Якушев не показал вида, но раз клиент настаивает, то, почему бы не наказать немного математика. Куплю водки побольше и заставлю его выпить, вот и посмотрим, как тот поведёт себя. Тогда и посмеёмся.
Добыть шесть бутылок водки для физрука не представляло трудности. Это он сделал в «окно» между занятиями, благо магазин находился от школы совсем не далеко. В этом посёлке всё располагалось не далеко и компактно. Якушев ограничился шестью бутылками водки, а не шестнадцатью, как хотел математик. Потом он весьма радовался такому своему решению, ибо получилась не пьянка, а какая-то похабщина.
В условленное время, после уроков, математик, как штык, появился в спортивном зале, где его уже поджидал физрук. Якушев перед пьянкой успел, как следует перекусить, что, по его мнению, должно спасти его от быстрого опьянения, а вот математик, наверное, голодный, и его быстро развезёт. А нечего заказывать много водки, зачем бахвалиться лишний раз. В качестве закуски физрук предложил четыре пирожка с картошкой, что было встречено математиком с огромным одобрением и пониманием. Пища самая, что ни на есть учительская. То, что доктор прописал. Гастрит уже есть, язву наживем.
— Ну, и где тут у вас что, — уточнил Никодим, войдя в бендежку физкультурника.
Пьяницы расположились в означенной бендежке физрука, где хранился спортивный инвентарь. От инвентаря исходил сильный запах пластика, кожи, пыли и пота, но двое учителей на такие мелочи внимания не обращали. Немного грязно, немного ободрано, так и не отель пят звёзд. Красотища, кто понимает. Кушетка, колченогий стул, столик — что ещё надо для беседы за стаканчиком спиртного. Математик, как знатный гость, расположился на кушетке, а хозяину заведения пришлось восседать на стуле. На столике стоял электрический чайник и две керамические вместительные кружки с картинками на спортивную тематику. Здесь же стояла баночка с сахаром. Это Якушев и его коллега физрук, только женского пола, баловались здесь чайком. Сейчас, правда, женщину в свою компанию физрук не пригласил. Зачем им, двум молодым орлам, женщина сорока шести лет, такая как Галина Васильевна? При ней даже кривое слово не произнесёшь, да и не интересно с ней бухать. Так что, пусть Галина чешет вальсом к своему мужу Феде, а мы тут за знакомство и за всё хорошее.
Якушев достал первую бутылку водки и два пластиковых стаканчика. Но математик, немного скривился от вида стаканчиков и, пробурчав, что тара слишком маленькая и хлипенькая, потянулся к керамическим кружкам. В кружках находились чаинки, поэтому математик поднял свою задницу с кушетки и сполоснул кружки в мойке.
— Во, нормальный размерчик, — показал он удивлённому Якушеву пальцем на кружки. — Самое то. Вот это я понимаю, чеплашки.
Разливал водку по кружкам молодой математик, так как ему вроде бы стукнуло всего 27 лет, а его визави разменял уже 42 года. Дедовщину никто не отменял. Содержимое первой бутылки водки математиком ловко и умело перераспределилось по кружкам,
Первый тост должен произносить хозяин заведения, поэтому Якушев, с некоторой опаской косясь на свою кружку, предложил выпить за знакомство, за начало учебного года и за всё хорошее. Что ж, кивнул Никодим, вполне жизненный тост: скромный, но со значением и со вкусом. Аккуратно чокнулись кружками так, чтобы не расплескать напиток и стали пить водку. Водка, естественно, оказалась тёплой и шла не очень хорошо, да и имелось её в кружке непривычно много для Якушева, поэтому он долго хлебал родимую, но, с удивлением заметил, что его коллега успел лихо выдуть свою тару и теперь, отломив от пирожка весьма маленький кусочек, заедал водку закуской.
— Хороший напиток, — глубокомысленно прокомментировал математик. — Ректификат. А когда-то на Руси водку хлебным вином величали.
Якушев так бы не сказал, что напиток хороший: водка, как водка — горькая и тёплая, да и доза, как бы сказать, непривычно большая. Его немного передёрнуло от вкуса «хлебного вина». Якушеву хотелось запить водку водой, но он не догадался купить минералки, поэтому налил воды из-под крана и выпил её. Что-то такая пьянка начала его немного напрягать. Куда коней гоним, в какую степь? Пожар что ли? А этот математик уже вторую бутылку разлил по кружкам и готовился говорить тост:
— Дорогой друг и коллега! Пусть каждый из нас подумает о добром поступке, который он совершил в этот день. Ну, давай за нас учителей. Ведь мы… это самое… несём доброе и вечное. Знания мы несём, вот. Вот давай за знания и за всё просвещение в целом. Особенно за просвещение и его олицетворение, ага. В общем, давай за носителя света. Надеюсь, коллега, вы знаете, кто олицетворяет просвещение?
Коллега не знал. Он считал, что свет и просвещение несут учителя, такие, как он. Но математик не стал объяснять коллеге всякие сакральные тонкости мироустройства.
— Ладно, — легко согласился собеседник. — Конкретно за учителей тоже надо выпить. Ну, вздрогнули.
И они вздрогнули. Математик ловко осушил свою посуду и с любопытством смотрел, как физрук с трудом хлебает свою водку. Вторая кружка в физрука зашла ещё хуже, чем первая, но он стыдился показать, что не может принять в себя такое количество водки. Жидкость вливалась в глотку с бульканьем, и часть её текла по подбородку, падая на грудь.
Как только физрук осилил вторую кружку водки и поставил тару на стол, то с ужасом увидел, как неуёмный коллега уже разливает новую огромную порцию. При этом математик нёс какой-то пьяный бред, смысл которого уже не доходил до Якушева, но тот усиленно кивал, давая понять, что он ещё в теме.
— Реальность — это единственное, что реально. Сегодняшняя реальность, коллега, полный отстой, точно знаю. Упорядоченность живет лишь в наших фантазиях, мамой клянусь. Прошлое не такое, как мы его знаем, а будущее наше туманно. Давай выпьем за наших бестолковых учеников. А чего вы от них хотите? Загляните сами себе в душу, и поймёте простую вещь. Всем им хочется гулять и развлекаться, разве не так. Любая учеба — принуждение. Любая культура — принуждение. Молодёжь внутренне незрела, поэтому её надо принуждать учиться, и принуждать с жестокостью. Сечь их надо. Битиё определяет сознание, так сам Маркс сказал. Какой Маркс? Который Карл. Волосатый такой мужик, весь в ботве и мыться не любил. Он ещё переписывался с этим чёртом, как его, с Энгельсом. Ну, давай, коллега, хряпнем за истину, с которой нельзя договориться, её нельзя купить и ей нельзя приказать.