Тайные тропы
Шрифт:
— Пожалуйста, пожалуйста, я уже все приготовила. — Лица старухи не было видно, она закрыла его широким рукавом платья, но, судя по голосу, ей можно было дать лет семьдесят.
Кроме нее в доме никто не жил. Старуха вела жизнь замкнутую, на улицу почти никогда не показывалась, а если и выходила, то в парандже, закрывавшей, по старому мусульманскому обычаю, ее лицо черной сеткой. Гостей старуха не принимала, да к ней никто и не напрашивался. Ежедневно с утра в доме появлялась пожилая женщина. Она обычно приходила с рынка с продуктами и овощами и часов до пяти дня хозяйничала: приготовляла
Два раза в году — весной и осенью — появлялся старик-садовник. Несколько дней он возился с окучкой и подрезкой деревьев, выравнивал единственную дорожку, ведущую от калитки к дому, приводил в порядок клумбы, сажал цветы.
В доме царила никем не нарушаемая тишина.
Появление в доме постороннего мужчины явилось чрезвычайным событием в однообразной жизни старухи. Она два дня провела в хлопотах. Перетаскивала лучшую утварь в отведенную временному жильцу комнату, выбивала и проветривала ковры и одеяла, протирала стекла в окнах.
Казимир Станиславович был доволен отведенной ему комнатой. Особенно ему понравилась венская качалка.
Раджими приходил к Заволоко только по ночам. И тогда они подолгу беседовали. Казимир Станиславович сидел обычно в качалке с подушкой под головой, Раджими — в низеньком, глубоком и удобном кресле.
На шестой день после своего вселения Заволоко спросил Раджими:
— А как у вас обстоят дела с документами, интересующими наших шефов?
— Могу подробно доложить, — изъявил готовность Раджими.
— Мне дали поручение форсировать эту акцию, — заметил Заволоко.
Раджими пододвинул свое кресло поближе к качалке и наклонился вперед. Он потирал свои узкие руки с тонкими пальцами, будто ему было холодно.
Казимир Станиславович курил, откинувшись головой на подушку, и старался выпускать дым большими кольцами.
— Вначале я мало надеялся на возможность выполнения этого поручения, — заговорил Раджими тихим, вкрадчивым голосом, — но потом, когда неожиданно вскрылись новые обстоятельства, я сообщил, что цель будет достигнута. Я могу вам коротко изложить...
— Только не коротко, — прервал его Заволоко. — Наоборот, как можно подробнее, чтобы я все понял. Это, пожалуй, одна из причин моего приезда сюда и причем, главная.
Раджими часто закивал головой в знак согласия и продолжал:
— Тогда мне придется вернуться к далекому прошлому... Вы должны помнить, что в Самарканде, рядом с магазинам моего отца, жил владелец одного из хлопкоочистительных заводов. У него была единственная дочь, тогда еще девчурка, по имени Соня. Она часто приходила к нам в магазин с матерью, отличалась подвижностью, общительностью, всем нравилась. Постепенно Соня превратилась в хорошенькую девушку и в конце девятнадцатых годов вышла замуж и, как говорили все, удачно. Муж ее, человек в годах, бывший представитель германской фирмы по переработке кишек, слыл богачом. Я от кого-то слышал, что он попался на валютных операциях и угодил в тюрьму. Время бежало, я забыл о существовании Сони. Как-то в начале этого года меня перед входом в кино остановила незнакомая дама в беличьей дохе: «Здравствуйте! Не узнаете меня?».
На
Она действительно пришла. Взволнованно она объяснила мне, что сложившиеся дома обстоятельства вынуждают ее заложить свои ценности, перешедшие ей по наследству от бабушки. Соня рассчитывала на мою помощь. Она, якобы, ни к кому другому не обращалась. Я поинтересовался, какая сумма денег ей необходима. Она назвала большую сумму. Я согласился. У меня были и есть люди, которые могут ссудить такую сумму под известный процент. Соня оставила мне ценности и даже не попросила расписки. Тут были браслет с пятью бриллиантовыми камушками, по карату белой воды в каждом, бриллиантовый кулон в платиновой оправе, серьги и три золотых кольца.
Деньги я дал Соне на месяц. Она их вернула своевременно, взяла ценности, а через неделю появилась вновь. Теперь ей понадобилось значительно больше. Я помог ей вторично. Получилось так, что деньги я должен был принести ей сам на квартиру. Я принес и там познакомился с ее мужем, Марком Аркадьевичем Мейеровичем. И как бы вы думали, кем он оказался?
Заволоко пожал плечами.
— Он оказался, — сказал важно и медленно Раджими, — коммерческим директором того самого завода.
— Который нам нужен? — перебил Заволоко.
— Совершенно верно, — подтвердил Раджими.
Заволоко энергично поднялся с качалки и оттолкнул ее ногой.
— Так это же на редкость удачно, — сказал он.
— Я тоже так думаю, — умильно улыбнувшись, согласился Раджими, — а поэтому и сообщил туда, что цель может быть достигнута.
Заволоко заходил по комнате.
— Ну, и что за тип этот... как вы его назвали, — Заволоко пощелкал нетерпеливо пальцами.
— Мейерович, — подсказал Раджими.
— Ну да... Что он собой представляет?
Раджими с ответами никогда не торопился, а тем более сейчас, когда надо было набить себе цену. Он степенно и спокойно доложил, что сблизился с семьей Мейеровичей, много раз бывал у них в доме. В прошлом Мейерович был агентом зингеровской фирмы и побывал за границей в разных странах. С установлением советской власти начал работать в хозяйственных организациях и постепенно продвинулся на должность коммерческого директора машиностроительного завода.
— А его взгляды? — поинтересовался Казимир Станиславович.
Тонкая ироническая улыбка тронула губы Раджими.
— Он беспартийный. Никогда ни в какой партии не состоял. Делец. Тратит массу денег на женщин и, конечно, не из своего жалования...
— Возраст? — спросил Заволоко.
— Точно не скажу, но, во всяком случае, моложе меня и немного старше вас.
— На какой срок вы ссудили деньги?
— На два месяца.
— Когда срок истекает?
— Уже истек. Два дня, как истек.
— А вы уверены, что деньги нужны именно ему, а не жене?