Тайные врата
Шрифт:
Кроме того, это был единственный человек при дворе, который мог позволить себе держать в ежовых рукавицах «короля-солнце». Осознай! Старый садовник даже позволял себе навещать врага короля, в Фуке, в форте Пиньероль, куда Людовик Четырнадцатый его запер!
Баретт перед плазменным экраном говорил как проповедник. Король программистов, казалось, унесся вслед за своим увлечением в прошлое Франции, навсегда очарованный роскошью Версаля, как Рокфеллер, Бенджамин Франклин и множество других американцев до него. Была ли неизбежной эта страсть – влечение к «королю-солнце» – у сильных мира сего? Что побуждало этих людей,
Дэн Баретт разрушал мир сегодня, чтобы устроить лучший мир в будущем. Но о чем он говорит с таким жаром? О вчерашнем мире. Мире Людовика XIV и Ленотра – мире садов и бассейнов.
Дэн был ребенком. Королем-ребенком.
Эмма шагнула к нему, почти не испытывая страха.
– Дэн, ты говоришь, что мы вместе владеем этим секретом, но ты хоть подумал немного обо мне? Я убивалась, узнав о твоей смерти. Ты не должен был так со мной поступать. Мог бы мне довериться!
Нежность – может быть, эту карту она могла разыграть. Может быть, у нее получится разжечь пламя давней любви.
Эмма слышала, как ее собственный голос эхом отдавался от стен – дрожащий, почти плачущий.
– Довериться тебе? – перебил ее Баретт. – Ты меня плохо знаешь. Тайна есть тайна, дорогая моя. Ты знаешь лишь схему. Когда доверяешь секрет лучшей подруге, она доверяет его своей лучшей подруге. И конец тайне! Я не мог не сообщить все только Гилберту, своему врачу – давнему сообщнику. Но только ему, клянусь. Именно он подделал свидетельство о смерти. Гилберт, ты помнишь его?
Эмма кивнула.
– Гений. Ты знаешь его последнюю работу? Теперь он контролирует мое здоровье на расстоянии в течение двадцати четырех часов в сутки.
Баретт поднял правый рукав своей рубашки и протянул руку к Эмме. Потом показал на миниатюрный нарост в пяти сантиметрах от манжета.
– Видишь эту маленькую припухлость?
Эмма наклонила голову.
– Да, похоже на бородавку.
– Сразу видно, что ты ни разу не видела бородавок! Это набор микродатчиков, соединенных с приемником-передатчиком, и все это в капсуле размером с зернышко риса. Каждый час датчики автоматически осуществляют проверку. Результаты записываются в памяти капсулы, в которой лежит мое медицинское досье. Затем они отсылаются на мой мини-компьютер, на котором я могу их прочесть. Наконец, они отправляются на компьютер Гилберта. Если есть какая-либо проблема, компьютер оповещает Гилберта по его переносному компьютеру. Гил считает, что с такой системой контроля и с учетом современного уровня медицины я могу получить лишних двадцать три года жизни, ну до тридцати максимум.
Баретт опустил руку.
– Значит, я буду жить минимум сто десять лет. Но это всего лишь этап! Этап на пути к вечной жизни!
Этого было уже слишком. Эмма в ужасе закрыла лицо руками. Нервным жестом, словно это было единственное движение, на которое она могла осмелиться, Эмма сняла металлическую заколку, державшую ее волосы.
– Дэн, ты сошел с ума! – вполголоса проговорила она.
И тут же пожалела об этих словах. Если до этого она смогла развеять подозрения Баретта, то сейчас все испортила.
– Эмма! Не говори ерунды! Мы с тобой так похожи!
«Были похожи,
Она хотела бы произнести эту фразу вслух, но сдержалась. Необходимо подыгрывать ему как можно дольше.
Дэн Баретт тем временем продолжал:
– У нас в руках секрет Творения, Эмма! Только у нас. Как у короля и его садовника.
– А что с ним делать, Дэн? Зачем нам все это? – спросила Эмма.
Она пыталась не показывать весь тот ужас, который ей внушал Дэн Баретт.
– Ты еще не поняла?
– Нет, прости. Так ли уж было необходимо ставить весь мир на уши, чтобы заменить все старые версии Shadows на планете на 10.0?
Баретт всплеснул руками.
– Ну ты решительно ничего не поняла! Все это мелочи! Дымовая завеса! Это принесет «Контролвэр» миллиарды, это да. И мой фонд от этого выиграет – он сможет продолжить заботиться о бедных и больных, победить малярию, холеру…
– Но никто не узнает, что благодетель ты!
– Наоборот, узнает весь мир! Эмма, моя дорогая, кем был бы Христос, если бы Он не умер? А Ганди? Кеннеди? Лютер Кинг? Никем. Помнишь, жизнь становится судьбой после смерти. Только тогда приходит настоящее могущество.
– А Амелия? Твои дети? Они же считают, что ты умер! Ты не хочешь быть рядом с ними?
– Эмма! Ты когда-нибудь признаешь, что в жизни есть вещи поважнее, чем собственные дети или их мать? Ты же только что это прекрасно поняла, нет? Когда ты заперла дочь в…
Внезапно в ушах Эммы раздался мучительный крик задыхающейся в подземелье Ребекки. Ей стало плохо. Баретт, казалось, ничего не замечал.
– Завтра, Эмма, обо всем этом забудут. Удесятеренное могущество «Контролвэр»? Тлен! Тысячи жизней, спасенных фондом? Что они значат по сравнению с миллионами других, которых я спасу для вечности? Бог создал мир, но Он бросил его гнить – от болезней, нищеты, страдания. Он задумал неплохую конструкцию – человека, – но не предусмотрел деталей его развития!
Баретт помолчал секунду, словно проверяя, оценила ли Эмма его юмор. Она смотрела на него, оглушенная его цинизмом.
– Бог создал человека из ничего, спасибо Создателю! – продолжал Баретт. – Но продолжение его Творения – длиннющая череда страданий и деградации. Как согласиться с тем, что спустя пятнадцать миллиардов лет после сотворения мира люди до сих пор умирают из-за укуса маленьких мух? Такой мир не может существовать. Надо пересмотреть его. Пересоздать человека, который не будет знать ни горя, ни болезней. Абсолютно нового человека. – И подытожил: – Всемирная социальная безопасность, всемирная защита, о которой я мечтал, понимаешь? Она понадобится мне еще больше: я сделаю так, чтобы, если можно так выразиться, исчезла сама болезнь! И вместе с ней нищета, страдание, зло. Зло, Эмма! Я уничтожу Зло! Зло с большой буквы.
Баретт открыл окно и, различая вдали силуэт дворца Людовика XIV, продолжал свою проповедь. Эмма стояла, чуть поодаль за его спиной. Она могла бы взять револьвер со столика, но стояла, не двигаясь, наблюдая пустым взглядом за аллеей, тянувшейся вдоль виллы и служебных построек.
Король программирования уже не просто разговаривал на равных с «королем-солнцем». Ни даже с Богом. Он сам был Богом.
И упивался этим.
45