Тайные знаки
Шрифт:
— Ну что, уроды! Я иду к Гочподи!
— Мы уже уходим! Закрывай! — завопил барабанщик, вытягивая упирающегося гитариста из номера. — Закрывай! А то этот мудила тебе устроит там…
Плесень проволок упирающегося Оборотня мимо хозяйки номера и прижал того к стене.
— Ну-че-ты-гад! — скороговоркой повторял Плесень. — Засрать все дело хочешь? Ублюдок!
Катька, скрежеща зубами закрыла дверь на два оборота.
— Все, придурки! — сказала она торжествующе и направилась к лифту. Оттуда она еще раз наехала на лабухов. — Как вы работать собираетесь, уроды?
— А тебе-то что? — зло выкрикнул
Стрельцова успела вскочить в приехавший лифт, но придурки не оставили ее в покое. Гитарист сунул тяжелый гад между створок и втиснул остальное тело, второе тело вошло следом. Катька пожалела, что не может сегодня ходить в копытах.
— Уроды, — прошипела она. — И правда подумаешь, может гейбаны лучше…
— Ты брось Стрельцова! — погрозил пальцем гитарист, внезапно приходя в себя. — Мы, кстати, не такие уж и пьяные! Мы только прикидываемся! Кстати! Мы нашли тут такое место! Пойдем с нами!
— С такими уродами? Вы замечтались!
— Прости нас, «товарисчь» Катька! — сказал барабанщик. — Мы напились с горя, кстати! А Оборотень — гений. А гении ненормальные. Разве можно их осуждать?
— А мне насрать, что он гений, я тоже — не хвост собачий, — цинично ухмыльнулась Стрельцова. — Но я так не надираюсь!
— На собачий хвост ты не похожа… — протянул Оборотень.
На удивление мимо консьержа лабухи прошли чуть ли не строевым шагом. А на улице они плелись за Катькой и канючили, изредка награждая друг друга тумаками и поминая дебильную американскую парочку Бивиса и Бадхеда (истинный шедевр американского искусства).
— Ну хорошо! — сказала Катька и остановилась. — Куда пойдем?
— О! Мы ее уломали! — обрадовался Оборотень.
— Тут недалеко! Секрекер какой-то! — добавил барабанщик.
— Не Секре, а Сакрэ! — поправил гитарист.
— Да все равно! Ба-а-а-альшой! Похожий на Белый дом в Вашингтоне! Там с холма пол Парижа видно.
— Валяйте, показывайте, — сердито буркнула Катька. — Куда идти?
— Иди вперед! — Оборотень вытянул указующий перст в противоположную от лестницы сторону.
Они довольно долго брели по заковыристым переулкам и улицам, пока не оказались у подножия величественного здания. Поднявшись по лестнице, троица оказалась на высокой белой террасе, окруженной мраморной баллюстрадой, и созерцали чудный вид Монмартра, открывавшийся внизу.
— Ну что? Круто? — спросил гитарист.
— Круто… — согласилась Стрельцова. — А я уже была на Эфелевой башне.
— С Эдиком? — сощурился гитарист.
— Ну… Допустим…
— Блин! Ненавижу! — хрипло крикнул гитарист и подпрыгнул на месте. — Эдиков ненавижу всех! Эдик — это же говно, а не имя! Парня должны звать Серегой, ну Андреем. Еще Женькой можно или Вовкой, но Эдик. Блин! Звучит, как… тьфу!
Барабанщик тихо допивал пиво.
— Да ладно тебе! — сказала Катька. — Классный парень. Он, кстати, знает, где брать машины напрокат.
Парни переглянулись.
— Машины на прокат?! — протянул Плесень. — А он что, тоже пед? Или бандюк? Откуда у него бабло на такую роскошь?
— А я знаю? — пожала плечами Катька. — Он еще хотел купить гравюру.
— Ни хъя себе! — присвистнул гитарист. — А зачем, гля, ему гравюра-то? Это ж бумажка. Он что, гля, хочет деньги потрать на бумажки? Блин! Менять одни бумажки на другие!!!
— А ты рисовать-то умеешь? Киса! — спросил барабанщик и аккуратно поставил пустую бутылку около балясины.
— Да за деньги я… — гитарист вытаращил глаза и бил себя в грудь кулаком. — За деньги я, как Репин, нарисую! Я в армии всем дембельские альбомы красил.
— Может, он не для себя… — проскрипела Стрельцова усталым голосом. — Может, ему надавали денег друганы какие, которым просто некогда поехать. Психи богатые.
— А… ну если так, — простил Эдика барабанщик, — тогда ладно!
Катька подошла к ограждению и устремилась взглядом вдаль. Сиреневая дымка постепенно скрадывала бесчисленное количество крыш. Над каждой вырастал целый лес длинных труб. Никогда Катька не видела столько труб на одной крыше.
— На! Пыхни! — сказал гитарист и протянул Катька косячину. — Мы тут ночью отоварились травой нехилой.
— Да ну! — поморщилась Стрельцова. — Вам-то что, а у меня связки низить начнут.
— Да «ланно»! Отойдешь к вечеру! — сказал барабанщик.
— Один затяг! — отрезала Катька и поднесла косяк к губам.
Она старалась только сделать вид, но даже то, что попало, имело ошеломляющий эффект. Мышцы лица расслабились первыми, и растянулись в блаженной улыбке. Стрельцова направилась к лестнице плавно спускающейся вниз и села на верхнюю ступеньку. Лабухи притихли и опустили свои тощие задницы рядом.
И время остановилось перед их неподвижными зрачками. Люди поднимались и спускались по ступеньками, японцы мелькали вспышками своих мыльниц, упаковки от чипсов, куски полиэтилена…
Старуха
…перебегали от перекрестка к перекрестку, словно играли в догонялки. Облака все летели по февральскому небу низкими серыми дирижаблями.
Стеклянная кишка эскалатора вознеслась над обыденностью города к непорочному ангельству искусства, и Марго предстала перед творениями Кандинского. Призраки вещного мира хищно набросились на ее подсознание. Смеясь, шепча и ухмыляясь, закружились глумливым хороводом шепча сумасшедшие странные слова, где форма и есть смысл. Удивительно, что самый русский из всех русских художников — русский и по безумию и по судьбе — он нашел посмертное пристанище в Помпиду и в ГМИИ им. Пушкина (где нет ни одного русского).
Голова опять закружилась, и в ней, в голове, закружились какие-то странные формы — череда ощущений или вкусов, не связанных ни с какими предметами. Там, в голове, отчетливо увиделись бесплотные, не обладающие объемом, плоскости, трапеции, овалы. Они мельтешили и выстраивались в бесконечные пространственные конструкции, пока Марго отчетливо не осознала странность этого явления.
Перспектива в голове была настолько отчетливой, что Марго с ужасом подумала, что даже к собственной голове человек не в состоянии применить понятия «здесь». То, что в голове — всегда т а м. Где он там прячется этот огромный мгновенный и вечный, протяженный и стиснутый в точку мир? Марго покачнулась и схватилась рукой за стену, чтобы не упасть. В голове застучали медные молоточки. Будто игрушечные кузнецы по наковаленке. … личность — такой же процесс, мелодия или изображение на экране монитора.