Тайный агент Её Величества. Книги 1-5. Компиляция
Шрифт:
— Хорошо ловится? — спросила Анастасия, желая во что бы то ни стало продолжить разговор.
— По осени идет кефаль. А на камбалу отец ставит сети… Вон там, у мыса. Одна камбала шириной в две ладони — пол-акче в Ахтиаре. Разбирают с ходу…
Такое ненавязчивое упоминание о деньгах навело ее на мысль о следующих действиях. Она извлекла из кармана кошелек, открыла его. Мальчик неотрывно наблюдал за этим. Анастасия вынула золотой турецкий флори, подбросила его на ладони и ловко поймала.
— Вы собираетесь покупать рыбу? — спросил Искандер-Александр.
— Рыба уже на земле. А мне хочется узнать о том, что пока находится в море. Ясное
— Нет ничего проще, — сказал мальчик. — Летом я всегда ныряю прямо с причала. Для этого надо взять в руки груз. Хотя бы какой-нибудь камень. Тогда я достаю до дна, где лежит разломанный корабль…
Вдруг беседа прервалась. Сержант Чернозуб, обхватив левой рукой мраморную колонну с продольной трещиной, опасно свесился из развалин храма, осмотрел морскую гладь, но не удосужился бросить взгляд чуть пониже. Затем он приложил правую руку ко рту на манер рупора и дико заорал:
— Ваш-выско-бродь!.. Ваш-выско-бродь! Та де ж вы е? Отзовитесь. Уси вас шукають…
— Я здесь! — Анастасия шагнула из-под скалы прямо в воду.
— А шо вы тут робите? — Кирасир, заметив ее, свесился сильнее. — А це хто буде?
— Спускайтесь, сержант! — приказала Анастасия.
Увидев кирасира перед собой, Искандер-Александр просто онемел. Огромный рост Чернозуба, его мощные плечи и притом круглая, невероятно добродушная физиономия с черными, нафабренными усами, как пики, торчащими вверх, серебряная медаль на голубой ленте за битву при Кагуле, продетая в петлицу мундира, длинный палаш с массивной стальной гардой, но самое главное — большой пистолет в кобуре, пристегнутой на портупее справа, — все это полностью поглотило его внимание.
Никаких ухищрений не понадобилось русским путешественникам, чтобы попасть в дом юного рыбака, мальчик, взяв Чернозуба за руку, сам привел их туда. Нельзя сказать, что это появление обрадовало его мать, кареглазую Фариду, находившуюся на восьмом месяце беременности. Особенно настороженно она отнеслась к Анастасии, потому как сразу распознала в ней женщину. Но делать было нечего.
Долг восточного гостеприимства требовал оказать пришельцам максимум внимания.
Позже появился хозяин — человек лет сорока пяти, сутулый, но еще крепкий, с тронутыми сединой бородой и усами и по имени Касым. Однако очень скоро выяснилось, что когда-то его звали Кирилл Никонов, он — из обер-офицерских детей Черниговской губернии, служил прапорщиком в драгунском полку и попал в плен к крымским татарам около двадцати лет назад.
Хотя беседа протекала за столиком «кьона», где стоял большой круглый поднос с жареной султанкой, лепешками «пита», овощами и зеленью, а участники беседы расположились на подушках на полу, по-турецки скрестив ноги, все-таки она походила на обычные русские посиделки. Бывший драгун выставил штоф водки. Затем путешественники выслушали его пространный рассказ о превращении в мусульманина.
В этом рассказе был и невольничий рынок у восточных ворот города Гёзлёве, куда Никонова доставили скованным одной цепью с девятью другими его однополчанами. Был и турецкий капитан, покупавший рабов на галеры. Вот тут им крупно повезло: турку они почему-то не приглянулись. Взял их татарин — имам из соборной мечети в селении Дуван-кой для работы в саду и на винограднике.
Мать Никонова, престарелая вдова, которой он прежде отсылал часть своего жалованья, не смогла собрать денег на выкуп. Потому Никонов оттрубил в невольниках семь полных лет. Но работал хорошо, понемногу
Он «побасурманился», как говорили об этом ритуале его земляки, еще раньше осевшие на полуострове. Хозяин перевел его в приказчики, так как Никонов знал арифметику, а теперь освоил и арабскую грамоту. Он заработал денег, заплатил калым за невесту и взял дочь рыбака из Ахтиара, чья мать была из русских полонянок. Тесть принял его в долю, отдал одну из своих лодок, обучил ремеслу. Потом перебрались в Херсонес, где земля и дома — дешевле. У него растет сын и две дочери, один ребенок умер во младенчестве, но жена опять на сносях и, даст Бог, родится новый, более здоровый наследник…
Слушая эту весьма эмоциональную исповедь Анастасия отметила про себя, что вероотступник Кирилл Никонов ловко обошел молчанием два момента. Во-первых, он мог вернуться в Россию еще летом 1771 года, когда наша армия под командованием генерала князя Долгорукова вторглась на территорию ханства. Более пяти тысяч русских и украинцев, угнанных татарами в рабство, получили тогда свободу. Некоторые из них вновь поступили на военную службу. Но большая часть отправилась по домам. Во-вторых, совсем недавно, в 1778 году, уже в самом Инкермане и Ахтиаре находились батальоны генерала Суворова. Если бы Никонов хотел, то он мог прямо здесь присоединиться к соотечественникам и уйти из Крыма вместе с ними. Однако так он не поступил.
— Кирил, скажите откровенно, вы приняли ислам по жестокому принуждению или совершенно добровольно? — спросила она.
— Поверьте, выбора у меня не было. — Он печально посмотрел на госпожу Аржанову.
— А как вообще вы относитесь к России?
— Это — моя родина.
— Значит, все эти годы вы помнили о ней.
— Как видите. В моем доме говорят на двух языках, на русском и на татарском.
— О возвращении не думаете?
— Теперь в нем нет смысла, — покачал головой бывший прапорщик драгунского полка. — Получилось, что жизнь свою я прожил здесь…
— И прекрасно изучили их язык, — продолжала Анастасия. — Переняли нравы и обычаи. Вас от коренного крымчанина не отличишь…
— Я горжусь этим! — вскинул голову Никонов.
— А если Россия вспомнит о вас и попросит помощи? — мягко заговорила Анастасия. — Ведь вы, как офицер, когда-то давали присягу своему государю, не так ли?
— Давал, — подтведил Никогов. — Ее императорскому величеству Елисавете Петровне, дочери славного Петра Великого.
— Немало изменилось с той поры, — философски заметила Анастасия. — Еще недавно казалось, будто власть османов над здешними землями и морями будет длиться вечно, а она кончилась. Мусульманский полумесяц повсеместно уступает православному кресту…
Бывший прапорщик бросил на нее цепкий, хитрый взгляд:
— Это уж точно. Иначе бы мы с вами за столом здесь не сидели и так мило беседы бы не вели…
Довольно долго они убеждали Никонова, что никаких репрессий по отношению к вероотступникам в Крыму государыня Екатерина II применять не будет, обращать их вновь в лоно матери нашей православной церкви — тоже. Пусть живут, как жили. Великая царица признает выбор тех, кто был подданным ее, но в силу жестоких обстоятельств, чтоб сохранить жизнь, переменил веру. Не религиозные обычаи важны ей, но приверженность к Отечеству, готовность искупить невольную ошибку добрыми деяниями.