Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона
Шрифт:
Но как же быть с теми, кто пожелал бы вступить в сии полки из Европы? Для этого с самого начала следует предусмотреть вакансии. Если в полку надобно иметь пятьдесят офицеров, то лишь двадцать должностей занять нашими балтийскими дворянами, тридцать же оставить для тех, кто придет к нам из Германии. То ж и в рассуждении рядовых.
Ядро такого корпуса будет сформировано, положим, в Риге или Ревеле, откуда удобнее всего посадить весь личный состав на корабли и доставить в германские гавани.
Кому придет в голову строить догадки — для каких целей
Когда же придет время прибыть к театру войны, на корабли будет взят и арсенал вооружения специально для волонтеров, которые присоединятся к корпусу уже на немецкой земле.
Рассуждения Чернышева были встречены с одобрением. В самом деле, лучшего нельзя было и придумать! Однако кому возглавить легион и кому уже теперь в германских краях подбирать достойные кадры?
— Совершенно уверен в том, — сказал Чернышев, — что мой государь с благосклонностью отнесется к тому, если всеми уважаемый граф Вальмоден возьмет на себя честь стать во главе корпуса.
— Пожалуй, я принял бы предложение, — согласился генерал. — Начальствовать же над кавалерией в таком случае я порекомендовал бы барона Теттенборна.
— Я такого же мнения, ваше превосходительство, — обрадованно произнес Чернышев. — В таком случае, господа, о нашей договоренности я тотчас поставлю в известность моего государя. Однако полагаю, что не стоит напоминать о том, что только абсолютная тайна может служить условием нашего будущего успеха. Посему я буду вынужден предупредить моего государя, чтобы он предписал тем, кому вверит сей план для исполнения, беречь сей секрет строжайшим образом.
— Я же, дорогой мой друг, — попытался скрыть улыбку под пышными усами барон, — постараюсь избавить моего императора от излишнего соблазна. Как вы, вероятно, догадываетесь, во избежание ненужных разговоров, мой приезд на нашу встречу с вами — тоже наша общая маленькая тайна.
Хозяин дома поднялся, и его волевое и мужественное лицо, которое нисколько не обезображивал некогда полученный им сабельный удар, словно озарилось изнутри.
— А кто из нас троих здесь вначале произнес, что вряд ли имеется повод открыть бутылку токая? Я так не считаю. А вы, барон?
— Полагаю, пришло самое время загладить мою невольную вину перед нашим русским другом за первую нашу встречу в Уржице. — Барон улыбнулся Чернышеву.
— О нет! — возразил Чернышев. — Если долгожданной бутылке суждено быть открытой, то осушим ее в честь нашего боевого содружества.
Искренность и лживость его императорского величества
С утра Наполеон заседал в государственном совете, но, узнав о приезде флигель-адъютанта русского царя, велел ему дожидаться.
Наконец император появился и, не обращая внимания на толпящихся в приемной, сразу пригласил Чернышева к себе в кабинет.
Протянутый пакет нетерпеливо разорвал, быстро пробежал письмо, остановив внимание на том, что и ожидал:
«Мне кажется,
В руках у него уже были листки, написанные Бернадотом. Что содержалось в них, Чернышев знал, сняв копию и отослав ее в Петербург. Похожее содержалось и в записке княгине Полине, которую, однако, еще не успел ей передать: «Дорогая сестра, я прошу передать вашему брату, что, если он не придет нам на помощь, эта страна погибнет. Найдите случай, сделайте что-нибудь для меня. Скажите, что он должен войти в мое положение. Верю, хотя мы так далеко друг от друга, что морозы севера не уменьшат живого чувства и уважения, которые я давно уже к вам питаю. Жан, он же Карл Юхан».
Наполеон скомкал письмо, адресованное ему Бернадотом, и бросил на пол.
— Я так и знал, что этот фанфарон превратит меня в дойную корову! — вскричат он. — Мало мне моих братьев-королей, так еще на мою голову этот выскочка, который мне вовсе и не родня. Но это, увы, только начало неприятностей, что посыплются на меня. Головы, не способные командовать и дивизиями, как они могут управлять государством? А после избрания на трон Бернадота сдвинутся набекрень мозги у остальных моих маршалов. Они вообразят, что так же имеют право на престолы, точно все они родились в покоях родовых дворцов и никогда не были простыми солдатами!
Чернышев про себя усмехнулся мелькнувшей мысли: с тех пор, как император путем династического брака возвысил себя в собственных глазах, он потерял всякую охоту размножать королей из своих подчиненных. Но гнев Наполеона был не столько по сему поводу, сколько из-за того, что он понял: Бернадот будет изворачиваться ужом, но не выполнит ни одного из его решительных предписаний.
Как уже много раз происходило в присутствии Чернышева, Наполеон резко оборвал свои шаги по кабинету и, остановившись у камина, по-солдатски, прямо ногой поправил горящее полено. Скольких уже сапог стоила ему эта скверная привычка? Впрочем, ни одной лишней пары. Прожженные у носков, они терпеливо донашивались, пока им не выходил положенный срок. И на правом сапоге нынче Чернышев успел заметить свежую рыжую подпалину, обретенную, верно, второго или третьего дня.
— Я ненамного ошибусь, полковник, если предположу, что и вы намерены выступать ходатаем за моего бывшего маршала? — обратился император к Чернышеву.
— Вы нисколько не ошибетесь, ваше величество, думая таким образом, — ответил Чернышев. — Тем более что мои выводы о положении шведского королевства совершенно согласны с тем, что говорил в Стокгольме посланник вашего императорского величества, с которым мне довелось беседовать совершенно откровенно.
— И что же вам поведал барон Алькье?