Тайный агент
Шрифт:
— Не может быть.
Полицейский сказал:
— Если бы вы во всем признались, и вам и нам было бы легче. — И добавил презрительно: — За самоубийство по сговору не вешают. Хотя, по-моему, зря.
— Могу ли я видеть, что писала девочка?
— Пожалуй, я прочту вам несколько выдержек, если это поможет вам сознаться. — Он откинулся в кресле и откашлялся, как будто собирался огласить поэму собственного сочинения.
Д. сидел, опустив руки и разглядывая физиономию секретаря посольства. Предательство черным облаком заволокло весь мир... Он подумал: «Это конец.
Полицейский начал читать:
— «Я не могу этого больше выдержать. Сегодня вечером он обещал, что мы вместе уедем отсюда навсегда». Видите, она вела дневник. Между прочим, очень хорошо написано.
Полицейский ошибался. Дневник был написан отвратительным языком журнальчиков, которые читала Эльза. Но Д. как будто слышал ее голосок, слышал, как она запинается, произнося неуклюжие фразы. Он поклялся себе: «Кто-нибудь поплатится за это жизнью». Такую же клятву он дал, когда расстреляли его жену. Но то обещание он так и не выполнил.
— «Сегодня вечером, — продолжал читать полицейский, — я подумала, что он любит другую, но он сказал, что это не так. Я не думаю, что он из тех мужчин, которые порхают с цветка на цветок. Я написала Кларе о нашем плане. Думаю, она опечалится, когда узнает». Где она выучилась так здорово писать? Прямо как в романе, — с чувством сказал полицейский.
— Клара, — объяснил Д., — это проститутка. Вам бы следовало ее найти. Это не сложно. Если она не выбросила письмо Эльзы, вам все станет ясно.
— Все и так достаточно ясно.
— Наш план, — упрямо продолжал Д., — заключался в том, что я всего-навсего собирался забрать ее сегодня из отеля.
— То есть собирались вступить в интимную связь с несовершеннолетней?
— Я не такая скотина. Я просил мисс Каллен подыскать для нее работу.
— Правильно ли будет сказать, что вы уговорили девочку уйти с вами, пообещав устроить ее на работу?
— Конечно неправильно.
— Но это вытекает из ваших слов. Ну, а что вы можете сказать относительно этой Клары? При чем тут она?
— Она приглашала девочку к себе в горничные. Мне казалось, что это не лучший выход для Эльзы.
Полицейский начал писать: «Некая молодая особа предложила ей работу, однако мне эта работа показалась неподходящей, и я уговорил ее уйти со мной...»
Д. сказал:
— Вы пишете в ее стиле.
— Шутки тут неуместны.
Ярость неудержимо росла в нем. Ему вспомнилось, как она говорила: «Большинство постояльцев любит копченую рыбу». Вспомнились ее манера поворачивать голову, ее боязнь одиночества, ее безграничная детская преданность.
— Я не думаю шутить. Я говорю вам —
Полицейский прервал его:
— Это уж наше дело, кого обвинять. Управляющая, разумеется, была подвергнута допросу. Она глубоко опечалена. Она признает, что, возможно, иногда была груба с ребенком. Что касается К., мы ничего о нем не слышали. Постояльца с такой фамилией в гостинице нет.
Д. настаивал:
— Я вас предупреждаю. Если вы не накажете виновных, это сделаю я.
— Ну, хватит, — сказал полицейский. — В этой стране вы уже больше ничего не сделаете. Пожалуй, пора идти.
— У вас нет достаточных оснований, чтобы арестовать меня.
— По данному обвинению — пока нет. Но этот джентльмен сообщил нам, что у вас чужой паспорт.
Д. проговорил медленно, отчеканивая каждое слово:
— Хорошо, я готов идти с вами.
— Машина ждет на улице.
Д. встал:
— Наручники будете надевать?
Полицейский, несколько смягчившись, сказал:
— Можно обойтись без этого.
— Я вам понадоблюсь? — спросил секретарь.
— Боюсь, сэр, что да. Видите ли, здесь мы прав не имеем, юридически это территория вашей страны. В случае политических осложнений нам понадобится ваше заявление о том, что вы сами пригласили нас. Питерс, — обратился он к помощнику, — подгоните машину к подъезду. Ждать ее в таком тумане — удовольствие маленькое.
Итак, это конец — теперь уже не только для Эльзы, но и для тысяч людей там, дома. Конец потому, что угля не будет. Смерть этой несчастной девочки была лишь первой и, может быть, самой страшной, — она сражалась в одиночку. Другие будут умирать все вместе в бомбоубежищах. Переполнявшая его ярость искала выхода... Он проводил глазами Питерса. Потом сказал детективу:
— Вот то место, где я родился, — деревушка под горой.
— Очень живописно.
Д. ударил секретаря кулаком прямо в кадык, как раз туда, где кончался высокий белый воротничок. Секретарь упал, взвизгнув от боли, и полез в карман за пистолетом. Теперь Д. знал точно, где оружие. Прежде чем детектив успел пошевельнуться, пистолет был в руке у Д. Он быстро сказал:
— Вы ошибаетесь, если думаете, что я не умею стрелять. Я на действительной службе.
— Ну, ну. — Детектив поднял руку с таким спокойствием, будто регулировал уличное движение. — Не сходите с ума. За то, в чем вы обвиняетесь, больше трех месяцев не дадут.
Д. сказал секретарю:
— Станьте у стены. С того момента, как я приехал сюда, за мной охотится целая шайка предателей. Теперь стрелять буду я.
— Уберите пистолет. — Детектив говорил спокойным тоном, будто уговаривая. — У вас разыгрались нервы. В участке мы проверим ваши показания.
Д. стал пятиться к двери.
— Питерс! — громко позвал детектив.
Рука Д. лежала на ручке двери. Он нажал на нее, но почувствовал сопротивление. Кто-то пытался войти. Он отпустил ручку и прижался к стене, целясь в детектива. Дверь распахнулась, закрыв Д., а голос Питерса спросил: