Тайный мессия
Шрифт:
Глава 13
Ахмеда не было в номере. Он уговорил Аджию попытаться встретиться с ним. Чтобы сделать это, ей придется улизнуть от строгих родителей-мусульман, которые собирались защищать ее до замужества, хотя ей было уже двадцать четыре года. До Ахмеда доходили слухи, что в ее дом захаживает мужчина-суахили, навещая ее и родителей. Ему требовалось выяснить, правда ли это. Если правда, он не собирался устраивать ради нее никаких джихадов – ни за что, если у нее есть поклонник с серьезными намерениями.
Взволнованный, Ахмед нетерпеливо ожидал в вестибюле отеля «Устричная бухта» под большой красивой фотографией белых коров и рогатых быков – наверное, восточноафриканских зебу, названных
Прислушиваясь, не приближается ли такси по Тур-драйв, Бургиба воображал, как встретится с Аджией. Этот первоклассный западный отель, похожий на дом друга, собравшегося побаловать гостей, был одним из немногих мест, куда Аджия могла без опаски явиться одна. Погрузившись в мысли, Ахмед даже не заметил, как она появилась. Висевшие в арочном проеме белые занавеси обрамляли ее темную красоту.
Аджия была в красочной национальной восточноафриканской доти. Этот наряд состоял из двух прямоугольных кусков материи, называемых канга: один облекал девушку от талии до лодыжек, другой, точно такой же, она накинула на голову и плечи. Золотистая головная повязка через лоб удерживала завитки ее волос, обрамлявшие лицо и грациозную шею. Кожа ее была цвета меди, лишь ненамного темнее кожи Ахмеда, темно-серые глаза сияли ярче звезд. Аджия могла быть потомком и Клеопатры, и Нефертити. Бармен, который обращался с Ахмедом, как с давно потерянным братом, казалось, был ею просто заворожен.
Бургиба встал, вновь преисполнившись надежд, но, когда он приблизился к Аджии, сердце его упало. Канга в Восточной Африке были очень популярны, их носили и мужчины, и женщины. Эта одежда – шедевр их культуры, и ею часто пользовались для того, чтобы передать послание, особенно в Кении, где Аджия и ее подруги ходили в частную школу. Ахмед узнал кокосовую пальму на коричневом и желтом фоне прямоугольных кусков материи и ниже – послание, «джину» [63] , вытисненную прописными буквами. Ему не требовалось читать, чтобы знать, что там написано на суахили: «Странно, когда высохший кокосовый орех желает разбить камень». Аджия была камнем, а он – высохшим кокосовым орехом. Это был упрек. Она не оставляла ему надежды. Но почему же она пришла?
63
Буквально значит «имя» (суахили). Джиной называют изречение, напечатанное или вручную написанное на одежде.
Плодородное кокосовое дерево намекало также на то, что она должным образом воспитана – неважно, что встречается с ним в отеле посреди ночи.
Когда Ахмед подошел, Аджия поклонилась, и он кивнул. Поскольку они были мусульманами, рукопожатие было бы неуместным. Он знал, что Аджия предпочитает светские приветствия исламским.
Ахмед заговорил на суахили:
– Хабари гани, дада Аджия? [64]
– Нзуриф, ндугу Ханиф [65] .
64
Как поживаешь, сестра Аджия? (суахили)
65
Хорошо, брат Ханиф (суахили).
Аджия никогда не слышала имя «Ахмед Бургиба». Они называли друг друга брат и сестра, потому что в Танзании мужчины адресуются друг к другу или «ндугу» – брат,
– Ты добралась благополучно, неприятностей не было?
Она покачала головой и спросила:
– Хакуна матата?
«У тебя все в порядке?»
– Нимефарахи, дада [66] .
Здесь нельзя было поздороваться так коротко, как здороваются в Америке.
– Джинзи ни мама яко?
«Как здоровье твоей матери?»
– Яйя ни визари [67] .
– На яко? [68]
66
Прекрасно, сестра (суахили).
67
Она здорова (суахили).
68
А твое? (суахили)
– Ни визари сан.
«Очень хорошо».
Держась на почтительном расстоянии, он проводил ее к окну, которое выходило на океан. Они сели бок о бок на ротанговые сиденья. Ненавязчиво появился бармен и спросил, что они хотели бы выпить. Для нее – никаких британских «Pimm’s» или другого алкоголя. Аджия заказала «Стоуни Тангавизи» – крепкий имбирный эль.
– Ты так хорошо выглядишь, – рискнул сказать Ахмед.
– Асанте [69] .
69
Спасибо (суахили).
– Асанте кушукуру [70] . Что говорят твои строгие родители насчет того, что ты носишь кангу вместо мусульманских хинджаба или абаи?
Ее красивые губы раздвинулись в медленной улыбке, похожей на полумесяц в сумерки.
– Они беспокоятся, что мной овладел злой джинн или колдун наслал на меня чары.
Кто мог подумать, что такой красавицей овладело нечто злое? Чтобы выказать свое уважение, он не засмеялся. В Африке колдовство было реальным.
70
Спасибо тебе (суахили).
– А он в самом деле наслал?
Ее улыбка стала озорной.
– Мне просто не нравится рядиться в черное.
Потом Ахмед вспомнил о значении ее наряда. Значение было дурным.
– Твоя канга… интересная.
– Я надела ее раньше и не смогла переодеться.
Так вот в чем дело! Как игрушка йо-йо, которая скачет вверх-вниз, его сердце снова преисполнилось надежды.
– А что бы ты надела, если бы успела переодеться?
Она опустила глаза.
– Другую кангу с надписью: «Ненавидь меня, но я не перестану говорить тебе правду».