Тайный папа для двойняшек

Владимирова-Бойко Марина

Он протягивает ко мне руку и заправляет выпавший локон за мое ухо.

– Ты красивая, - мягко произносит он.

– Я…Я…, - пытаюсь что-то ему сказать, но слов не хватает, будто перекрыли кислород и дыхания не хватает. Только сердце сильнее стучит, словно хочет вырваться из груди на волю.

А потом не понимаю, что происходит. Его сильные руки обвились вокруг моей талии, я всем телом прильнула к нему. Прикрываю веки и чувствую, как мои губы соприкасаются с его горячими губами. 

Глава 13

Были

ли у меня когда-нибудь серьезные отношения с парнями? Нет. Любые отношения всегда уходили на второй план. Признаюсь честно, ничего кроме театра не интересовало. Больше нравилось посещать премьеры спектаклей, я с восторгом смотрела на талантливую игру других актеров и всегда громко аплодировала.

С Кириллом все по-другому. После очередной встречи с ним летела домой на крыльях, думала о его страстных поцелуях, и сладкая нега жаркой волной растекалась по венам.

Особенно когда вспоминала, как мы целовались под тенью цветущих яблонь. Белые лепестки срывал ветер и кружил их в весеннем воздухе. Кирилл нежно целовал меня, когда солнце скрылось за серыми тучами, когда грянул первый гром и проливной дождь хлынул, как из ведра. Мы смеялись, шутили, бежали по лужам, прикрыв голову его курткой.

Прятались в машине, на заднем сиденье. Я снимала с себя мокрую одежду, он преданно заглядывал мне в глаза, я продолжала раздеваться.

— Ты точно хочешь этого? — спросил он, когда прильнула к нему.

— Да, — с трепетом отвечала.

И теперь гром прогремел в моем сердце, в моей душе.

А потом мы долго лежали в обнимку. Я проводила пальцем по запотевшим окнам и болтала с ним о сущих пустяках.

Это была эйфория, страсть, химия любви, которая не поддавалась никакому логическому объяснению.

Мне хотелось, чтобы это длилось вечно, чтобы время остановилось свой бег. Только он, я и наше взаимное чувство.

Иногда мне казалось, что мы встречались тайком. Я назначала встречу подальше от своего дома, стеснялась говорить о матери и вообще избегала этого разговора. Он не торопил меня, не мучил расспросами, и это еще больше нравилось.

А в последнюю нашу встречу он выглядел немного расстроенным.

— Я хочу тебе кое-что подарить.

— Что? — с интересом смотрела на него. На самом деле мне хотелось, чтобы он взял меня за руку и мы пошли гулять в парк. Гулять вдоль озера, кормить лебедей, сидеть на дальше скамейке и целоваться без остановки.

Он достал из кармана небольшой футляр из красного бархата. Открыл его.

— Это кольцо — наша фамильная ценность. Оно принадлежало моей бабушке. Однажды она мне сказала: «Подари его той, которая будет дорога твоему сердцу, как никто».

— Я не могу это принять! — смотрела на красоту, как завороженная. Он взял меня за руку и надел украшение. Колечко с брильянтом засияло на безымянном пальце.

— Глаз не отвести. Это… — у меня не хватало слов.

—

Ты так дорога моему сердцу! Так сильно дорога, что я не представляю без тебя своей жизни.

Бросилась к нему в объятья, как в омут с головой, хотя иногда мне хотелось реветь от безысходности. Особенно когда задумывалась, кто он и кто я. Между нами такая пропасть, которую не перейти, не переплыть, не преодолеть никакими путями.

— Знаешь, я тебе должна кое-что рассказать…

Он будто чувствовал мои сомнения и тихо ответил:

— Мне плевать на все. Мне нужна только ты.

Его ответ так успокоил, так утешил, что я снова забыла обо всем. Может, это и есть любовь? Чистая, искренняя, настоящая.

— Мне нужно уехать на пару дней, — следом сказал он.

— Куда?

— В Ниццу.

— Я буду сильно скучать.

— Я тоже.

Он целовал мои ладони. А мне так сильно не хотелось его отпускать.

* * *

Я любовалась украшением при первом удобном случае. Когда приходила в театр, переворачивала кольцо обратной стороной, чтобы оно не так бросалось в глаза.

А сегодня, когда вернулась домой, на лестничной площадке столкнулась с мужчиной в сером плаще. Он выходил из нашей квартиры. Опустив голову, не поздоровавшись, прошел мимо меня и спустился.

Меня это немного смутило, так как он совершенно не был похож на маминых дружков.

— Второй раз уже приходит! — послышался голос соседки за спиной. Я обернулась и увидела ее полное, удивленное лицо, которое высунулось на лестничную площадку. На голове — бигуди, на лице остатки какой-то зеленой вязкой консистенции. Словно она умывалась, умывалась и недоумывалась. Она указывала толстым пальцем с идеальным французским маникюром на мою дверь и возмущенно говорила:

— Не первый раз уже приходит. Представительный такой.

— Вы его знаете?

— Да сдался он мне! Ой, смотри, Анька! Натворит Тамарка дел! Ой натворит, а отвечать будешь ты! — грубо воскликнула, затем захлопнула дверь, так и не дождавшись моего ответа.

Ну вот высказалась, слила яд и сбежала. А я стояла перед деревянной дверью своей квартиры и понимала, что не хочу туда заходить. «Надо Федя, надо!» Мать, наверное, там с голодухи совсем с ума сошла. Скорей всего, последнюю луковицу доедает.

Прошла в квартиру. Почти все, как обычно, только из закуски у нее сырокопченая колбаса, сыр. Не понимаю, откуда такие богатства? А она умеет удивлять. Мать сидит за столом. Верхние пуговицы ее халата расстегнуты, волосы торчком, по ходу дела, только проснулась.

— Что, нагулялась? Профурсетка!

У моей матери был один существенный фетиш, на который я уже давно не обращала внимания. После того как она щедро зальет глазенки, тут же начинает разбрасываться вульгарными фразочками. Обливать токсинами матерных слов, да таких, что иногда я удивлялась ее словарному запасу.