Тайный шепот
Шрифт:
Сидя на холодном полу, она заколотила ногой в дверь, но после нескольких сильных ударов, увидев, что даже пыль, покрывающая дерево, не осыпалась, Харриет успокоилась. Становилось все холоднее, и Харриет укутала ноги мешками. Она перлась о стену, колени пришлось согнуть из-за тесноты; Харриет положила голову на скрещенные на коленках руки и не заметила, как уснула, а проснувшись, не сразу поняла, где она и что с ней.
Харриет поморщилась – болела сведенная шея – и только тут сообразила, что ее разбудило. Шаги – к запертой
Под дверь просочился свет, ручка задергалась. Харриет уже открыла рот, чтобы закричать, набрала в грудь воздуха – и ощутила запах дыма. Закрыв рот, Харриет внезапно поняла, что свет больше не пробивается из-под двери. Светилась вся дверь, но не золотистым огнем, а неестественным, холодным голубым цветом. Харриет подняла глаза выше, увидела самое яркое пятно света наверху двери, и глаза ее округлились – пятно приняло форму лица. Рочестер.
Его лицо выступало из дерева, словно двери вообще не существовало, и на этом лице, грубом, как скала, черные от горя глаза всматривались в стену прямо перед собой, а потом взгляд начал опускаться.
Харриет затрясло. Она зажмурилась так сильно, что глазам стало больно, вжалась спиной в стену и заскребла ногтями по половицам, чувствуя, что пират склоняется над ней.
Дверная ручка снова затряслась, и Харриет едва удержалась, чтобы не заскулить. Она видела синий свет даже сквозь веки, чувствовала дыхание мертвеца у себя на лбу…
Дверь, отворяясь, резко заскрипела, и Харриет вздрогнула. В горле рождался вопль…
– Черт подери!
– Бенедикт? – Харриет распахнула глаза. Можно было и не спрашивать – она отчетливо видела Брэдборна с фонарем в руке. Синий свет исчез вместе с пиратом.
– Что случилось? – Брэдборн осмотрел ее с головы до ног, пряча в карман небольшую металлическую отмычку. – С тобой все в порядке?
Харриет кивнула, поднялась на ноги, не обращая внимания на тупую боль в спине, но из чулана не вышла.
– Там с тобой кто-нибудь есть, Бенедикт?
– Нет. Я обошел каждую комнату, разыскивая тебя. – Бенедикт смотрел на нее, сведя брови.
– И ты не видел никого… ничего?
– Нет, – повторил он.
Ах, как хотелось Харриет, чтобы он увидел что-нибудь необычное, ну хоть что-нибудь! Она начинала чувствовать себя человеком, загнанным в ловушку одиночного безумия.
Харриет вышла из своей тюрьмы.
– Тогда давай выбираться отсюда.
– Харриет? – Он схватил ее за руку, пытаясь прочесть что-нибудь по ее лицу.
– Прошу тебя, – сказала она. – Я и наверху могу все объяснить.
Что уж там он увидел в ее лице, неизвестно, но кивнул и вслед за ней вышел из комнаты.
Харриет резко остановилась, увидев, что преградило им путь к дыре над коридором. Не синий свет, не шантажист, заперший ее в чулане, а огонь. Харриет отшатнулась и стукнулась о Бенедикта.
– Что
Бенедикт снова схватил Харриет, на этот раз весьма грубо, и потащил ее назад, в ту сторону, откуда они пришли.
– Там есть окно, – сказала она, когда Бенедикт втолкнул ее в комнату.
– Я видел, – ответил он, едва не наступая ей на пятки.
Они слышали, как пламя ревет в коридоре. Как ни странно, это звучало так, будто огромные океанские волны набегали на берег.
Окно оказалось закрытым. Харриет толкнула его, но оно не подалось. Ее сердце колотилось где-то между горлом и желудком.
– Застряло, – потрясение выдохнула она.
Бенедикт протянул руку и заколотил по окну кулаком. Огонь заполнил весь коридор, охватил дверной косяк, пополз вверх по стенам и плавно потек по каменному полу, который вообще не мог гореть.
– Бенедикт! – проскулила Харриет.
Он прошипел ругательство, которого она ни разу не слыхала даже в любимых игорных притонах отца, и, размахнувшись, ударил по окну фонарем. Стекло фонаря разбилось, осколки посыпались на пол. Оконная рама не шелохнулась.
– Бенедикт!
На полу у их ног огонь образовал дугу. Бенедикт, двигаясь быстро и плавно, вжал Харриет в холодную стену, прижался к ней всем телом, обнял за плечи, закрывая ее руками.
Когда до нее дошло, что он делает, из груди вырвалось рыдание. Харриет схватила его за отвороты сюртука и прижалась лбом к ямке у него на шее.
– Бенедикт, – прошептала Харриет, – мне кажется, я люблю тебя.
– Харриет, – произнес он, и ей подумалось, что ее имя, сказанное с таким сильным акцентом, – это самое лучшее, что можно услышать перед смертью.
И тут рев огня прекратился. Внезапно перестала трещать древесина. От наступившей тишины у Харриет заломило в ушах.
Они долго стояли неподвижно, не желая оказаться в дураках, не желая обернуться и увидеть злобное полыхание собственной смерти.
Бенедикт пошевелился. Он поднял голову, Харриет тоже.
В точности как и синий свет, и пират, огонь исчез, словно его никогда и не было.
Смех, сорвавшийся с губ Харриет, показался безумным ей самой.
Когда Бенедикт, открыв рот, посмотрел на нее расширенными глазами, Харриет сказала:
– Думаю, теперь я с удовольствием вернусь домой.
Глава 38
Они пожелали друг другу спокойной ночи, но Бенедикт чувствовал, что многое осталось недосказанным, что Харриет была неестественно спокойна и задумчива. Понадеявшись, что в дверь постучалась именно она, Бенедикт выкарабкался из своей не дарующей отдыха постели и открыл дверь. Харриет закуталась в свой поношенный халат, порванный стараниями мистера Эллиота, а волосы заплела в две косы.