Тайный советник вождя
Шрифт:
Однако оказалось, что радоваться было рано. Еще не успел расчет Костоусова привести орудие к бою, как справа со стороны проселочной дороги, выходящей из прилегающей к автостраде рощицы, раздались винтовочные выстрелы. Пули понеслись над нашими головами.
Уже начался рассвет, и все увидели, что по проселочной дороге в походном порядке идет пехота. Все решили, что это наши соседи под прикрытием ночи успению продвинулись далеко вперед и тоже оказались в Берлине. В темноте они приняли нас за фашистов и начали обстреливать. Никто не сомневался, что скоро эта ошибка обнаружится и огонь прекратится. В то же время мы были разочарованы — наше первенство
Неожиданно пехота, повернувшись в нашу сторону и открыв ураганный огонь из всех видов оружия, всей массой, даже не размыкаясь в цепи, пошла на сближение. Однако и тогда никто не сомневался, что это свои: подойдут поближе, и все встанет на свое место. Расстояние между нами сократилось наполовину, кода из рощицы, прилегавшей к автостраде, послышались звуки запускаемых дизелей. Оттуда появилось пять немецких танков с десантом на борту. Ведя огонь, они бросились на дивизион Кирпикова, перерезали его хвост и на полной скорости умчались по автостраде на юг. Их молниеносное нападение нанесло дивизиону ощутимый урон. Был тяжело ранен даже и сам командир дивизиона, майор Кирпиков.
После нападения немецких танков стало ясно, что в темноте за своих была принята вражеская пехота. Она значительно превосходила нас численностью. Командир дивизиона Струков помнил о приказе комбрига Сазонова: при встрече с противником после прорыва в тыл не ввязываться в бой, а, оторвавшись за счет большой скорости, выходить на такое место, с которого было бы возможно открыть огонь в сторону центра города. В связи с этим он подал команду "Отбой! Моторы! За мной!" и сам устремляется влево вперед, в сторону небольшой впадины, чтобы при отрыве обезопасить людей и машины от огня противника. Согласно уставу, комбат Лысенко продублировал команду комдива. Едва успел он закончить фразу, как вражеская пуля ударила ему в голову, и он упал.
Вмиг взревели тягачи и стали сворачивать с шоссе, двигаясь вслед за Струковым. С одним из них был эвакуирован и потерявший сознание Лысенко. Шоссе быстро пустело. Около его обочины оставалось только орудие Костоусова, до этого почти полностью приведенное к бою. После команды комдива расчет начал было приводить его в походное состояние, но было очевидно, что при таком темпе движения вражеской пехоты гитлеровцы окажутся на огневой позиции раньше, чем будет произведен «отбой» и орудие прицеплено к тягачу. Тут же оставались разведчики батареи и радисты вместе со своими командирами (они ехали на тягаче Костоусова).
Пехота была уже близко. Стали различимы лица вражеских солдат. Только что они вынудили уйти от них целую колонну и теперь не сомневались, что копошащаяся горстка людей, оставшаяся с орудием, будет ими перебита без особых усилий.
У артиллеристов, правда, был еще выход: оставить орудие, сесть на тягачи (их было два: один от орудия, а другой от прицепа со снарядами) и, маневрируя под огнем, умчаться вслед за своими. Ведь никому не хотелось умирать, да еще в самые последние дни войны. Однако чувство долга заставило их оставаться при орудии и делать все, чтобы его вывезти. Ведь они только что ощущали себя героями — первыми прорвались в Берлин, и после этого превратиться в трусливых беглецов, бросивших гаубицу, они никак не могли себе позволить. В этой обстановке раздался голос командира взвода управления, который тоже остался с орудием Костоусова и к которому, согласно боевому уставу, автоматически перешло командование батареей.
"Слушай
Люди как будто только этого и ждали. Они поняли, что есть еще надежда что-то сделать. Как потом, уже после боя, рассказывал сам Костоусов, он с самого начала видел, что орудие вывезти не удастся. Однако оно ведь было почти приведено к бою. И если успеть развернуть его на 90 градусов и ударить по пехоте только один раз, хотя бы неприцельно, то громоподобный прямой выстрел с морем пламени, вырвавшимся при этом из ствола орудия, не может не деморализовать атаковавших, заставит их залечь. И, ведя методичный огонь, не позволять немцам подняться. А там, может, подоспеет наша пехота или поможет выйти из передряги комдив Струков.
Костоусов понял, что теперь все зависит только от него: успеет он произвести хотя бы один выстрел до того, как гитлеровцы окажутся на огневой — все будут спасены, а не успеет, значит, никто из них не доживет до долгожданной Победы. Костоусов и Волынец отдали соответствующие команды. И сразу же раздались очереди из автоматов разведчиков Ивана Лядова, Николая Сыстерова, Чемерикина (имя последнего не помню), а радисты Вениамин Грачев, Пузанов и Яков Троян стали бить одиночными выстрелами из своих карабинов. Николай Волынец снял с тягача ручной пулемет и начал разить противника из него.
Вражеская пехота до этого не встречала сопротивления и поэтому без опаски всей массой двигалась на орудие. Однако начавшийся огонь сразу стал вырывать из рядов гитлеровцев раненых и убитых. Движение в центре застопорилось и атакующие стали растекаться по сторонам.
А в это время расчет вновь привел орудие к бою. В создавшейся критической обстановке люди демонстрировали исключительную слаженность и мастерство: удмурт Василий Чиганашин, татарин Магадеев, казах Сыздыков вместе с водителями тягачей и их командиром сержантом Томиловым разворачивали орудие: азербайджанцы-земляки наводчик Мухтар Салахов и его помощник Мурад Ширипов действовали механизмами наводки; заряжающие во главе с башкиром Янгариевым делали свое дело.
Не успели гитлеровцы оправиться от неожиданного огня разведчиков и радистов, как прогрохотал выстрел. Первый разрыв — перелет! Однако грохот и пламя потрясли атакующих, они бросились на землю. Огонь с их стороны полностью прекратился.
Была внесена корректировка в прицел, и следующий снаряд разорвался уже в самой гуще врагов. За этим последовали по одному выстрелу на фланги. И вдруг вражеская пехота сначала группами, а потом всей массой поднялась и бросилась наутек.
С этого момента инициатива полностью перешла в руки артиллеристов. Огонь велся до тех пор, пока последний из фашистов не скрылся за близлежащими холмами (в прицепе к тому времени осталось всего три снаряда). Можно было отправляться догонять своих.
Была дана команда "Отбой!". Однако с загнанным в ствол снарядом ехать было нельзя, а выбить его — невозможно. Тогда Костоусов предложил развернуть орудие в сторону центра Берлина и "послать привет Гитлеру, — как он выразился — от советских артиллеристов". Идея эта всем пришлась по душе и немедленно была осуществлена. Раздался выстрел, и первый советский снаряд, выпущенный непосредственно с территории Берлина, понесся к рейхстагу. [Просьба не смешивать обстрел и штурм рейхстага с обстрелом и штурмом рейхсканцелярии, где находился Адольф Гитлер. (Примеч. П. Лукашова.)]