Тайный советник вождя
Шрифт:
Взаимные отношения между Жуковым и Коневым не выходили за рамки служебно-официальных, хотя Георгий Константинович сделал для Ивана Степановича много полезного. В 1941 году выдвинул его на должность командующего фронтом. Но тот почему-то Жукова недолюбливал, может быть, завидовал его громкой славе. В апреле 1945 года Сталин обострил соперничество двух маршалов, понудив их соревноваться: какой фронт, 1-й Белорусский или 1-й Украинский, раньше ворвется в Берлин?!
Нет, объединиться три маршала и стоявший особняком адмирал не могли, хотя при определенных условиях поддержали бы друг друга. Если от кого и исходила реальная угроза, то лишь от Жукова — кумира фронтовиков, прямо-таки легендарного народного героя. Вознесся почти до уровня самого Сталина, во всяком случае, был вторым после Иосифа Виссарионовича и сознавал свою популярность. К тому
13
Печальную историю с генералами и адмиралами можно разделить на три части. Так называемый заговор против Сталина — это раз. Сведение под таким предлогом личных счетов некоторыми высокопоставленными деятелями — это два. А на последнем месте, как в повестке дня какого-либо совещания или собрания, — разное. Вот с этого «разного» и начнем, рассматривая названные пункты не по очереди, а в обратном порядке, приводя в каждом случае хотя бы по одному характерному примеру.
Среди первых пострадавших оказался мой давний знакомый Григорий Иванович Кулик, по словам Жукова, "вояка без определенного звания с отпечатками на заднице сталинского сапога". Накликал Кулик на себя беду собственной глупостью и неосторожностью. Удачливый вроде бы человек, пригретый судьбой. И — царапинка на моей совести: не без моей помощи сделал карьеру. Для Сталина Кулик — соучастник того первого военного успеха, который был достигнут Иосифом Виссарионовичем в 1918 году под Царицыном. Это когда я подал идею сосредоточить на узком участке фронта всю имевшуюся у нас артиллерию: Сталин мою идею поддержал, а командарм Ворошилов и начальник артиллерии Кулик осуществили. Есть даже некий оттенок суеверия в том, что Иосиф Виссарионович, помня о победе под Царицыном, многое прощал Ворошилову и Кулику, видя в них людей преданных, приносящих удачу. Слишком много прощал. А если и наказывал, то достаточно мягко, не как других.
В мае 1940 года Григорий Иванович стал Маршалом Советского Союза. Когда грянула война, послан был на Западный фронт разобраться в обстановке и наладить управление войсками. Не разобрался и не наладил: сам попал в окружение, из которого вышел в крестьянской одежде, в лаптях. Сталин разжаловал его в генерал-майоры, однако с учетом прошлых заслуг через некоторое время простил — звание маршала было Григорию Ивановичу возвращено. Но не надолго. 16 февраля 1942 года Специальным присутствием Верховного суда СССР Кулик был осужден за сдачу гитлеровским войскам района и города Керчи в минувшем ноябре. Снова лишен маршальского звания, а также всех орденов и медалей. Написал Иосифу Виссарионовичу письмо, в котором не столько каялся в грехах, сколько отрицал свою вину. Сталин опять посочувствовал старому знакомцу, ему дали звание генерал-майора. Затем звание генерал-лейтенанта.
Непревзойденный чемпион по взлетам и падениям, Григорий Иванович Кулик возглавил 4-ю гвардейскую армию и в очередной раз «отличился» в дни Курской битвы. 18 августа 1943 года фашисты нанесли сильный контрудар из района Ахтырки. Для отражения контрудара из резерва Ставки была направлена 4-я гвардейская армия. Однако возлагавшихся на нее надежд не оправдала. Точнее, не оправдал командарм Кулик, действовавший вяло и неумело, а попросту плохо. Был снят с должности по настоянию маршала Жукова.
Что же делать с таким руководителем, куда пристроить? С одной стороны, полная бездарность, самоуверенное деятельное невежество, а с другой — некое покровительство Ворошилова и даже Сталина. В Главном управлении кадров Наркомата обороны долго искали для Кулика такое место, на котором он хотя бы вреда-то
"Генерал-лейтенант Кулик Г. И. числится заместителем начальника Главупраформа по боевой подготовке. Изучая внимательно на протяжении года работу и личное поведение тов. Кулика, прихожу к выводу о необходимости немедленно снять его как не соответствующего своему назначению.
Генерал-лейтенант Кулик совершенно не работает над собой, не изучает опыт войны, потерял вкус, остроту и интерес к работе, вследствие чего не может обеспечить перестройку боевой подготовки запасных дивизий в соответствии с требованиями фронта и эффективно руководить ею… Поэтому считаю совершенно нецелесообразным и ненужным пребывание тов. Кулика в Главупраформе.
Бытовая распущенность, нечистоплотность и барахольство тов. Кулика компрометируют его в глазах офицеров и генералов"…
Вопль генерал-полковника Смородинова был услышан. Сталин в какой уж раз (я со счета сбился!) снял Григория Ивановича с должности и понизил на одну ступень, оставив на погонах Кулика только звезду генерал-майора. Грозила полная отставка. Однако Григорий Иванович (тоже в какой уж раз!) написал «душевные» письма соратникам по гражданской войне — Семену Михайловичу, Клименту Ефремовичу и, конечно, Иосифу Виссарионовичу. И опять "удержался на плаву". Прочитав письмо, Сталин выругался беззлобно: "Когда же он утихомирится, старой печи кочерга!" — и отправил Кулика с глаз долой, в Куйбышев, заместителем командующего Приволжским военным округом. Поумнеть ему поздно, так хоть дров много не наломает. А получилось — пустили щуку в реку.
В Куйбышеве Кулик заважничал, спекулируя высокими связями в Москве, намекая на то, что его восстановят в маршальском звании, и "тогда кое-кто еще покланяется".
Подмял под себя командующего округом генерал-полковника Гордова Василия Николаевича, подмял Военный совет и политработников. Сойтись с Горловым и возвыситься над ним не составило большого труда. Их объединяло хотя бы то, что оба считали себя незаслуженно обиженными, оба были недовольны своим положением; нашли взаимное понимание и сочувствие.
В начале войны Гордов командовал общевойсковой армией. Не хуже, по и не лучше других генералов. Во всяком случае, был замечен и в июле 1942 года вознесен на пост командующего Сталинградским фронтом. Однако пробыл в этой должности менее двух месяцев. Ни он и никто другой не смог бы задержать в те трагические дни немцев, рвавшихся к Волге. Но не остановил-то именно Гордов… А тут еще и неблагоприятное совпадение: в «Правде» была напечатана пьеса Александра Корнейчука «Фронт». Одобренная Сталиным, она получила широкое звучание. Впервые говорилось в ней об ответственности генералов, живущих старым багажом, не овладевших навыками современной войны. Не умом, а нахрапистостью, горлом пытались добиться успеха. И фамилия у такого типичного генерала из пьесы была соответствующая — Горлов. Знающие люди без труда угадывали ситуацию, обрисованную Корнейчуком, и настоящую фамилию генерала — Гордов. Даже сочувствие высказывали Василию Николаевичу.
Военный корреспондент полковник Корнейчук получил за свое произведение высокую литературную премию, а генерал Гордов — несмываемое клеймо на всю оставшуюся жизнь. От командования фронтом его отстранили, «бросили» на 33-ю армию. Заслужил он звание Героя, по выше генерал-полковника не поднялся, а ведь на большую маршальскую звезду мог бы рассчитывать. Отсюда и затаенная обида.
Лицо у Гордова вытянутое, сужающееся книзу. Прямой нос, острый, как клин, подбородок. Вспыльчив, упрям и, вероятно, злопамятен. После появления пьесы возненавидел журналистов, пишущую братию и вообще политработников, что явилось причиной еще одного осложнения. Вот какого: 274-я стрелковая дивизия вела трудный наступательный бой. А у нее в тылу, в блиндаже, где до начала наступления размещался политотдел дивизии, был обнаружен спящий капитан Трофимов, агитатор вышеназванного политотдела. Узнав об этом, генерал Гордов вспылил: трус, дезертир, укрылся в безопасном месте? Арестовать и расстрелять перед строем офицеров, дабы другим неповадно было. Приказ выполнили начальник политотдела и начальник отдела контрразведки СМЕРШ.