Тайный советник вождя

Успенский Владимир Дмитриевич

Позиция Маршалла проявилась и на Тегеранской конференции "большой тройки" — генерал присутствовал там, как и на всех других встречах глав великих держав. Его влияние возрастало. К счастью, Рузвельт был умен, опытен, дальновиден и руководствовался классическим правилом: советы и пожелания выслушивай, но поступай так, как сочтешь нужным. А едва Рузвельта не стало — положение резко изменилось. В Берлин, на Потсдамскую конференцию, генерал Маршалл прибыл уже в качестве авторитетного соратника нового президента — Трумэна, задавая тон поведению американской делегации. Выдвинулся из-за кулис на авансцену, раскрыв свое истинное лицо.

Общеизвестно, сколь много сделал для создания антигитлеровской коалиции Франклин Делано

Рузвельт, как заботился он о сближении Соединенных Штатов и Советского Союза. Он же был и сторонником дальнейшего развития советско-американского содружества в послевоенном мире, расходясь в этом вопросе со своим "старшим другом" и тайным советником Маршаллом. Зато с новым президентом, Гарри Трумэном, генерал Джордж Кэтлетт Маршалл сразу нашел общий язык. С тем самым Трумэном (помните!), который, еще будучи сенатором, через два дня после нападения фашистской Германии на Советский Союз заявил: "Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше"…

Этот изощренный изувер стал в апреле 1945 года президентом США от демократической партии. Смерть Рузвельта открыла дорогу ему и тем демократам, которые поддерживали и продвигали его. Трумэн и Маршалл пошли вперед рука об руку, объединившись под лозунгом "Америка превыше всего". В 1947 году Джордж Кэтлетт Маршалл поднялся на высокую должность государственного секретаря США, в 1950 году занял пост министра обороны Соединенных Штатов.

Воистину, история учит лишь тому, что она ничему не учит. Трагический урок Германии — не впрок. Еще не убраны были руины недавней войны, еще не заросли травой холмики братских могил, а над земным шаром уже распластались черные крылья новых претендентов на мировое господство.

Георгий Константинович Жуков, основательно пообщавшийся на Потсдамской конференции с генералом Маршаллом, назвал его "Холодной котлетой". Ну, «котлета», вероятно, по созвучию с именем. А почему «холодная»? Из-за надменности? Или руки такие? Или уже тогда, летом сорок пятого, ощутил и понял Георгий Константинович, с кем имеет дело: с одним из вдохновителей и создателей в скором будущем агрессивного военного блока НАТО, с одним из главных разжигателей новой, теперь уже холодной, войны… В общем, попал в точку Жуков. Как и бывает в народе: влепят кличку — век не отмоешься. А у меня упоминание о холодных котлетах всегда, даже если бывал голоден, вызывало легкое омерзение и даже подташнивание. Как только представлю себе эти мясные комочки в белесом застывшем жире… Бр-р!

Примерно такое же ощущение возникало всякий раз, когда слышал про генерала Маршалла. А слышать, к сожалению, приходилось все чаще. Это ведь он выдвинул широкомасштабный план послевоенной американской помощи странам Европы, так называемый "план Маршалла", положивший начало экономическому и политическому расколу Европы, созданию нового опаснейшего очага напряженности.

В принципе, нет ничего дурного, если богатое государство намерено поддержать от щедрот своих другие — нуждающиеся — страны. Даже хорошо это, благородно. Почему бы, действительно, Америке, не пострадавшей от войны, а наоборот, нажившейся и окрепшей, не поделиться с народами, для которых мировая битва оказалась страшным бедствием? Те же самые янки уничтожали массированными авианалетами целые города, не говоря уж обо всем другом. Помощь помощи рознь, особенно когда она идет не от чистого сердца, не от искреннего желания, а замешана на политике, на достижении прежде всего собственной выгоды, на эгоистическом расчете, что особенно свойственно агрессивному американскому империализму.

Коварную суть мины замедленного действия, которую изготовила команда "Холодной котлеты", уяснили у нас не сразу и не все, не говоря уж о тех, кто сознательно

закрывал глаза на последствия — были и такие. Заманчивым представлялось получить поддержку, облегчавшую тяжелый восстановительный период. Даже Иосиф Виссарионович, всегда остро реагировавший на любую попытку вмешаться в наши внутренние дела, — даже он не отринул сразу, с порога "план Маршалла". Обсуждал на Политбюро, с промышленными наркомами, с экономистами, особенно с академиком Вознесенским Николаем Алексеевичем. В какой мере разумно использовать американские предложения, какую пользу извлечь? И пришел к выводу: за временное облегчение придется расплачиваться слишком дорого. Я разделял эту точку зрения, не будучи специалистом, но исходя из житейского опыта: дядя Сэм ничего не дает просто так, позволь ему ухватиться за палец, он и всю руку оттяпает.

Когда какая-то проблема представляется мне очень сложной, я, для лучшего понимания, стараюсь упростить се, отбросив необязательное, найти конкретные примеры. При этом основа-то проблемы зачастую оказывается достаточно простой, общедоступной, а остальное лишь камуфляж, упаковка и этикетки для простаков. Американцы, значит, готовы оказать широкую поддержку пострадавшим от войны европейским странам, в том числе Советскому Союзу. Но куда и как будут они вкладывать свои средства, в чьих интересах, ради каких целей? Вот автомобилестроение. В 1930 году у нас в стране насчитывалось всего лишь 25 тысяч различных автомашин. В США — 24 миллиона. Мы лошадиными силами пользовались, а они — моторами. Не угонишься.

Мы совершили невероятное. Собрав тридцатитысячный строительный коллектив, за два года возвели на берегу Оки промышленный гигант Горьковский автомобильный завод. Пересели с телег на машины. В несколько раз возросла накануне войны подвижность наших войск. Немцы понимали, сколь важна продукция ГАЗа для нашей победы. Пытались бомбить завод. Самый массированный, неожиданный и удачный для них налет произвели перед началом сражения на Курско-Орловской дуге, что явилось своеобразной прелюдией этой битвы. На заводе было разбито или повреждено шестьдесят построек. Но работа не прекращалась: давали продукцию для фронта, одновременно восстанавливая цеха.

В годы войны оборудование Горьковского автозавода использовалось на полную мощность. Оно не только износилось, но и устарело. Завод нуждался в переоснащении, в переходе на новую технологию. Такое же положение было и на большинстве других предприятий, составлявших основу нашей тяжелой, в том числе оборонной, промышленности. Без реконструкции этих предприятий не поднять ни легкую промышленность, ни сельское хозяйство. Но именно такой реконструкции и такого подъема нисколько не желали американцы, не предусматривал "план Маршалла". Зачем, дескать, переоснащать и расширять хотя бы тот же Горьковский автозавод, мы снабдим вас автомашинами в избытке, не по высокой цене и на любой вкус, от «форда» до «студебеккера». И запасными частями обеспечим. Зачем налаживать выпуск комбайнов и тракторов? Тоже дадим, пришлем, — только слушайтесь нас.

Как нам было известно, недавние союзнички намеревались прибрать к рукам или выключить из деятельности Кузнецкий металлургический комбинат, дававший нашей стране почти половину всей брони. Интересовались авиационной промышленностью. Искали подходы к нашим горнодобывающим центрам на Урале и в Сибири. Не менее трогательная «забота» проявлялась и о сельском хозяйстве. Здесь обрисовалась тикая концепция. Шестьдесят процентов территории Советского Союза — это, мол, районы Арктики, вечной мерзлоты, это пустыни и горы, то есть регионы совершенно бесплодные, пригодные разве что для оленеводства, для охоты на диких зверей. Еще процентов двадцать зона неуверенного, рискованного земледелия, подверженная заморозкам, засухам и прочим невзгодам. Никакого сравнения с Соединенными Штатами, где условия для сельского хозяйства просто идеальные.