Тайный умысел
Шрифт:
– Ну, вот мы и пришли. Вишь, старший сынок Игната встречаеть нас. Золотой парнишка! Помощник родителям, какого поискать – не найдёшь!
За калиткой стоял подросток лет пятнадцати в зипунишке нараспашку и шапке – треухе с поднятыми наушниками. Он загнал собачонку в конуру и, нагнувшись, придерживал её там, поджидая их.
– Здравствуй, Сёма! – окликнула баба Груня.
– Здравствуйте, бабуня! – распрямившись, ответил он и запахнул зипун. – Проходите! Мамка ждёть вас.
Гостьи поднялись на крылечко, открыли дверь в горницу. Детский плач,
– Здравствуйте, честной народ! Ух, какие голосистые! – поздоровалась баба Груня а с ней и Лёлька.
С печной лежанки и с полатей возле печки повысовывались детские головки, здороваясь вразнобой. Игнат с женой встали навстречу.
– Лёлюшка, освободи-ка сумку на стол да забери дитё у Катерины!
Лёлька живо выставила молоко и всё остальное. Ребятишки один за другим стали спускаться на пол и несмело подходить к столу, выжидающе поглядывая на родителей.
– Отец, отлей-ка молока для малюток, а остальное подели на всех, – охрипло произнесла Катерина.
Лёлька забрала у неё младенца, тот затих, с интересом разглядывая её. Баба Груня тем временем положила кусочек булочки на чистый лоскуток ткани, что она успела прихватить из дому, завязала узелком, обмакнула в молоко и дала ребёнку. Тот с жадностью зачмокал. То же самое бабушка сделала и для девочки. В доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь чмоканьем и чавканьем.
А потом баба Груня, объяснив Катерине, как использовать лепёшку, пожурила её:
– Что же ты, матушка, не бережёшься? Ноги-то надо в тепле держать, а, покуда кормишь своим молоком – тем паче! От холодных ног твоя грудь застыла и закаменела. Тебе ещё гавриков кормить – подымать! Обуй шерстяные чулки, да засунь ноги в валенки. Отогрейся, как следоват. Грудь обмотай шалью и не сымай, пока камень не растопишь.
– Можеть, мне в баньке попариться? – робко спросила Катерина.
– Энтого не надо делать. От баньки можеть и поплошать. Делай, как сказала, и всё будеть хорошо.
– Спасибо, баба Груня! Спасительница ты наша!
– Берегите себя и своих деток! А завтра пришлите ко мне Семёна за молоком. Плохо вам без него-то. Куда же ваша коза делась?
– Да сгинула куда-то. Выпустили её из сарая погулять, а она и пропала. Вроде, всё на глазах была, а потом хватились – как сквозь землю провалилась. Обыскались – никаких следов. Теперь думаем: грешным делом, не увёл ли кто нашу кормилицу? Она вот – вот должна была окотиться.
– Ну, вот чево: пока у вас нет козы, буду оставлять вам немного молока. А как подрастёть к лету козочка от моей Маньки, заберёте её себе. Договорились?
– Ой, спасибо, Кузьминишна! Цены тебе нет! – воскликнул Игнат, – Как и чем расплачиваться с тобой за твою доброту – даже не придумаю!
– Нашёл, об чём думать! Не придумывай ничево и не хворай об энтом! Тоже мне – плательщик нашёлся! О детях лучше думай!
Баба Груня повернулась к Лёльке:
– Ну как, Лёлюшка? Уснул малец?
– Да, –
– Положи его в люльку. Пора и нам домой, пока луна не спряталась, и дорога светлая.
Попрощавшись с хозяевами, они вышли на улицу, где их снова провожал Сёма, придерживая собачонку, надрывающуюся лаем.
– Цыц, холера тебя возьми! – цыкал он на неё ломающимся баском.
– Не ругайся на неё, Сёма! Должна же она показать чужакам, кто здесь хозяин, да своё усердие перед тобой.
– Лучше бы она показывала усердие, когда нас рядом нет. Когда коза Зинка пропала на той неделе, да-к не пикнула даже, что чужой во дворе.
– Ты не вини её в энтом: она ещё молоденькая, да и чужого, можеть, и не было. Лучше вспомни, на кого она не лаеть даже при тебе.
– Спасибо, бабуня, за подсказку!
– Не за что … Ты завтра не забудь за молоком до меня прийтить!
– Не забуду!
– Ну, всё. Спокойной ночи, Сёма!
– И вам – спокойной. До свидания!
***
Весной и летом этого года Лёлька не раз была не только участницей, но и помощницей бабе Груне в оказании помощи заболевшим людям. Баба Груня радовалась стараниям внучки и однажды сказала ей:
– Лёлюшка, уж лучше бы ты на доктора выучилась! У тебя получится. Ты умеешь слушать людей, жалеешь их. Это хорошо.
Лёлька запомнила её совет, и всё чаще стала задумываться о смене места учёбы и профессии.
К середине лета она вернулась в город. Родителям о своих сомнениях в выборе профессии пока ничего не стала говорить, но мысль об этом не давала ей покоя.
На следующий день по возвращению Лёлька увиделась с Марой, которая примчалась к ней, едва услышала о вернувшейся с хутора подружке. Каждой из них хотелось пообщаться, пошушукаться о своём, и они побежали к озеру.
– Эх, Лёлька, я так скучала по тебе! А ты всё не едешь и не едешь … Мне столько надо тебе рассказать – ты с ума можешь сойти от моих новостей! Я думала, лопну от нетерпения, что тебя нет и нет, и мне не с кем поделиться! Почему ты так долго не приезжала?
– Ты же знаешь, не всё от меня зависит, хотя я тоже очень хотела повидаться с тобой, посоветоваться. Но сначала уж ты расскажи, что у тебя случилось.
– Лёлька, ты помнишь ребят, с которыми мы познакомились прошлым летом?
– Ну да, помню. И что?
– Они снова здесь. И снова каждый день приходят на озеро купаться.
– Ну и что из этого? Пусть себе купаются.
– Пусть-то, пусть. Но тут такое дело … В общем, мы вместе купаемся, загораем.
– То есть, сейчас мы идём к ним?
– Мы – на озеро. А там будут они.
– Вот – на тебе! Не было печали …
– Зря ты так. Они – правда же, очень хорошие ребята!
– Верю. Только тут замешан больше твой личный интерес. Я права?
– Ну, да. Ты права … И потому я хочу оставить учёбу в Москве, и поехать учиться в Сталинград. Как ты на это смотришь? Но я и тебя не хочу терять! Что же мне делать?