Тайный воин
Шрифт:
– Грамоте разумеешь никак?
Лутошка покачал головой:
– На что мне…
– А книга зачем?
Он съёрничал:
– А в суму завалилась, когда уходил.
Ватаг засмеялся, за ним и вся шайка. Лутошка понял, что начал нравиться им. А он-то чуть было в утёк не рванул!..
– Ладно, – сказал главарь. – Будешь, значит, с нами по воле ходить и за людскую правду муки терпеть.
«Нам – воля, – отозвалось в душе острожанина. – Нам – воля…»
Доля седьмая
Опала
Полосу
Не зная, чем ещё услужить великому гостю, хозяин распахнул рогожную накидку. Прикрыл от летучего снега котляра, подвязывавшего лыжи. Ветер покидал вольку суровый и неразговорчивый. Большак хорошо видел: тот, как проводил ученика, места себе не находил. Вскидывался на всякий шорох, на случайный собачий брёх. Тем и кончилось, что снарядился в путь ни свет ни заря. Не то спасать приёмного сына, не то ловить и наказывать. Он проверял юксы тщательно, неторопливо. Чтобы поменьше думать о них в пути, неблизком и непростом. А может, просто оттягивал предел своего доверия ученику?
Внутри зеленца, еле слышно сквозь все стены и посвист тащихи, но всё-таки внятно, тявкнул, залился лаем щенок. Большак оглянулся, насторожился, понял – который. И миг спустя – почему.
Сразу отозвались другие собаки.
Ветер тоже всё понял. Вскочил, как подброшенный, стал вглядываться. Стоял одной ногой на камысной площадке падласа, другой на снегу.
Догадка не обманула. У края прибрежного леса в плавном покрывале позёмки наметился вихрь. Не подлежало сомнению: к вольке кто-то мчался на лыжах. Нёсся, точно с радостного свидания, от девки, не чуя ног, оперённый краденым счастьем.
Ветер посмотрел, как близилось, пропадало, вновь обозначалось летучее пятнышко. Хмыкнул. Сбросил лыжу с ноги.
Ворон вправду вылетел к ним на крыльях, раскидывая снежную заверть, приплясывая на ходу, от уха до уха сияя таким победным восторгом, что озарилась ночь.
– Учитель!..
Ветер окинул его намётанным взглядом. Не ранен, не болен…
– Я ждал тебя раньше, – сказал он невозмутимо. – Где ты шатался?
– Я…
– А доброму хозяину поклониться?
Ворон виновато повернулся к большаку. Ударил поясным поклоном ему и другим воржанам, вышедшим проводить Ветра. Из плетёного наплечного кузовка посунулись длинные сколотни, которых не было прежде.
– Учитель…
Ветер кивнул:
– Ты перво-наперво отцу донеси, видел ли сына.
Ученик вовсе смутился, зачем-то снял рукавицы.
– Как не видел! Он там живой, гоит поздорову со святым дедушкой и Люторадом… Гостинчику возвеселился, кланяться велел батюшке, матушке, всем семьянам… Я его на торгу встретил, он за жрецами сумку носил. Вот.
Старейшина Кутовой Ворги даже снег лишний раз с ресниц обмахнул. В уста расцеловать бы тебя, парень, за такую-то весть!.. Если Другонюшка на торгу сумки таскал, значит не вовсе плох был, как они с матерью боялись. Не спешил по Звёздному Мосту к родителям уходить… Большак вдруг рассмотрел: а щёки-то
– Учитель, я…
– Лыжи сними наперёд, – приказал Ветер. – Мои захвати. В клети расскажешь, что ещё видел.
Повернулся и пошёл в туман зеленца. Старейшина заспешил следом. Обрадовать жену с младшеньким – и немедля в собачник. Он уж знал, чем парня потешить.
– Я смотрю, ты не все ещё подзатыльники от меня получил, – проворчал Ветер. – Как не было ума, так и нету! Кто же, с орудья вернувшись, вот так всё вываливает, да ещё при мирянах?
Ворон мялся пристыженный. Вытирал нос кулачищем.
– Они люди верные и нас держатся крепко, – продолжал Ветер. – Но впрок ли им знать, какие дела меня в Шегардай ведут? Пусть уж у них, как здесь говорят, подушки под головами поменьше крутятся… Ну? Теперь так и будешь молчать? Выкладывай, чего ещё в городе насмотрелся. Скомороха Брекалу, хабальника Владычицы, застал ли?
Ворон так и встрепенулся, спеша наконец поделиться жгучей, распирающей новостью.
– Учитель, воля твоя! Не надо тебе в Шегардай этот идти, не надо голову подставлять!
Мало кто видывал подобное изумление на лице котляра.
– Что?..
Впору было предположить: Брекала вовсе уехал, умер болезнью, убили, спьяну в ерике утонул… Ответ ученика всё равно застиг учителя врасплох.
– Ты меня на развед посылал, а я с ним разведался! Вот! Судьбу его прекратил, как ты собирался! Чтобы он Владычице не дерзил, а ты на смерть не готовился! Вот!
Вспомнил, торопливо раскупорил укладку. Выгреб со дна промороженный ком, успевший заиндеветь в тепле зеленца. Попытался расчленить, не совладал. Тряпичные руки Тарашечки обняли разбитый гудок и напрочь примёрзли – проще с мясом выдрать. Ладно, Ворон как есть протянул учителю, торжествуя:
– Вот!..
Ветер добычу не взял. Спросил очень раздельно, тихо и страшно:
– Ты. Что. Натворил?
Ученик испугался, начал смутно понимать.
Ветер повторил:
– Я тебя спрашиваю, мальчишка, ты что натворил?
Ворон открыл рот и закрыл.
Ветер сделал к нему шаг:
– Я тебя зачем отпускал?
– Учитель…
– Спрашиваю, я в город тебя зачем отпускал? Говори!
– На развед…
– На развед? Я кому про Белозуба рассказывал? Кому объяснял, что с его своевольства не всю грязь ещё расхлебал? – Ветер всплеснул руками, с силой саданул ладонью в ладонь. – Владычица, за что снова караешь?..
Ворон стоял перед ним как копьём пройденный. Государыня Смерть уже спешит по жилам и жилочкам, а глупое тело ещё супорится, ещё держится на ногах. Всё его шегардайское деяние, которое он нёс учителю с такой гордостью и восторгом, вдруг представало глупостью, безлепием, святотатством.
– Учитель… я его…
Сокрушительный удар отшвырнул парня к стене. Так бить не умел даже Лихарь. Ворон толком и не понял, откуда, с какой руки. А уж зазвенело не только в голове – во всём теле.
– Я тебя зачем отпускал?