Тайный знак
Шрифт:
Наутро Марфа вновь вызвала Марию, чтобы одарить девушку ожерельем жемчужным, необычным. Не то что наш речной жемчуг, мелкий да невзрачный. Ожерелье то было из заморского розового жемчуга – крупного, как смородины. Одна жемчужина к одной – хороши да ярки, как на подбор. Но как надевать ожерелье на невесту стали, так оно и рассыпалось, раскатились жемчужины по всей горнице. Озлилась Марфа и повелела тот жемчуг выкинуть – мол, примета плоха. И почали бусинки собирать все девушки сенные, все прислужницы, кому больше всех достанется, ибо как же этакую красоту выбросить можно! Но
На другой день в главные царские терема Марию с мамой и бабушкой ввели. Обычай такой: которую девушку царь выберет, ту с молитвою нарекают царской невестой, или царевной, имя новое дают и в главные терема поселяют. С той поры крест ей должны целовать дворовые люди да в ектеньях упоминать. А имя дали ей Анастасия, в честь жены Ивана-царя.
Пришло время Анастасию-невесту народу показать. На то выбрали Троице-Сергиев монастырь. После заутрени воскресной под сладкий колокольный перезвон двинулись царские возки из Кремля: сама матушка Марфа с челядью, царь Михаил со свитою всей, бояре да дворяне, к царю приближенные, и нареченная царская невеста с родными. Великий поезд получился. А по всему пути были для них в больших селах шатры поставлены, горячие яства готовились, щи кислые наливали, взвары, меды, сладости да смоквы заморские, и печиво разное, чтоб с устатку поесть-попить и далее ехать. Путь-то неблизкий, поди, почти семь десятков верст, и по всему пути люд русский мог на царицу будущую глядеть, ибо ехала она в открытом возке.
Не было человека, кому не по нраву она пришлась. От красоты такой глаз отвести не могли. Однако не всем по сердцу выбор был такой. Была среди девушек, кто гостевал с другими невестами в верхних палатах, одна невыбранная – Екатериной звали, дальней родственницей братьям Салтыковым она приходилась. Те желали хитростью через нее, коли станет царицей, к Михаилу приблизиться. Но никто о том пока не знал и не ведал. Той ночью, что смотрины были, встала Екатерина воды испить: жарко натоплено в палатах, и воздух сух безмерно! Услышала, как государь уже вниз спускается, и увидела цветок подле Марии Хлоповой.
– Беги, Наташка, – послала она девушку свою сенную к дядьям. – Скажи как есть всю правду, что царь Хлопову царицей выбрал. Да нигде не останавливайся и ни с кем о том больше не говори, поняла?
Наташка, босая, потихоньку из палат выбралась, половица под ней нигде не скрипнула, да припустила к боярскому дому мухой! Насилу отдышалась в сенях и сразу, как было приказано, с докладом к дядьке Борису постучала. Он ей за то пятак подарил. А наутро братья стали совет держать:
– Слышь, Катька ночью девку свою прислала. Дело-то, поди, решенное с царской невестой! Чё делать будем?
– Решенное говоришь? А это мы еще посмотрим, какое оно решенное, – ответил старшой и хитро улыбнулся.
Приказали дядья Екатерине взять зелье, по две капли в воде растворять незаметно и опаивать тем питьем Марию Хлопову. От этого зелья живот у ней болью изойдет, и здоровью вред причинен будет сильный, а коли те капли долго пить, то и совсем человека извести можно! Да вот отослали Екатерину из Кремля домой на пятый день гостевания, не успела
И все же стала невеста царская Анастасия животом маяться. Жаловалась бабушке своей:
– Ничего не ела, окромя хлеба, а тошнит, мочи нет! Что со мной, бабуля?
– Эх, Машенька, птенчик мой родный, не уберегла я тебя. Вот мы лекаря позовем, и все пройдет. Не тревожься, дочка, ты невеста царская названая, дальше все только хорошо будет. Ну, занеможила, с кем не случается?
Она гладила Марию по голове и баюкала, как дите малое, а сама думала: «Не к добру тот жемчуг рассыпался, будто слезы девичьи из глаз покатились, ох, не к добру… Лучше бы и не дарила его государыня Марфа».
Но говорят, даже у стен есть глаза и уши, а в кремлевских палатах и подавно. Слух пошел, что невеста нездорова. Михаилу о том доложили в тот же день. Он и послал бояр Салтыковых следить за докторами и помогать тем повсеместно, чем понадобится, и каждодневно к нему, царю, с докладом ходить.
Другой день, как доктора осмотрели Марию Хлопову, решила Марфа совет держать с братьями Салтыковыми. Кто ж еще ближе стоит, чем собственные племянники?
– Видать, не крепка царская невеста здоровьем. Хочу совет ваш слышать! Говори, Бориска, сначала ты, – приказала Марфа.
– Матушка государыня! Доктора говорят, не чадородна она через слабость свою, а какой с той невесты государству прок? К тому же дядька ее, Гаврила Васильевич, уж такую власть взял прежде времени, что и на место поставить не грех. Как бы не было престолу большой беды от этих Хлоповых. Не зря Господь на Марию болесть наслал, неспроста это. Что уж мы невесты государю-батюшке Михаилу не сыщем, чтоб здоровая и чтоб без подвоха какого?!
– Хорошо говорите, складно, и доверие я к вам имею, – кивнула Марфа. – Кому же мне верить, как не вам? Объявляйте завтра земский собор. И пусть вся родня ее там будет, на том соборе. Докторов еще раз строго расспросите сами, а мне про то потом доложите!
Созван был большой собор земский. На том соборе Гаврила Хлопов челом бил, что здорова была племянница его все годы, что ее знает. И шесть недель, что в палатах царских провела, тоже была здорова, а хворь с ней сделалась по причине сладкой еды, во множестве поставляемой, и доктор, мол, обещал, что болезнь лишь на время и чадородию не помеха.
Но следом выступили братья Салтыковы, в один голос заявив:
– Оба доктора допрошены. Невеста здоровьем непрочна.
Тут шум великий вышел промеж них и Гаврилой.
Последнее слово держала матушка Марфа, повелев завтра же девицу Хлопову из палат со всей родней отослать в Тобольск, с глаз долой, а отца ее на воеводство в Вологду, чтобы никого из ее рода на Москве не осталось, ибо обманом в доверие вошли и власть над Москвой тем обманом хотели заиметь.
– Сына моего здесь власть и другой не потерплю! – кричала она, разволновавшись после собора так сильно, что руки тряслись, а сердце тугим комом распирало грудь, не давая дышать…
– Лекаря велите позвать, – наконец тихим голосом повелела Марфа, – и Михайлу покличьте. Слово ему должна сказать материнское.