Тайпи. Ому (сборник)
Шрифт:
Меня постоянно окружали туземцы. Я не мог в одиночестве даже перейти из одного дома в другой, островитяне замечали, казалось, каждое мое движение. Мне нужно было выбраться из долины по крайней мере за два часа до того, как туземцы заметят мое отсутствие. Мне необходимы были эти два часа, ведь я не знал дороги, хромал и был болен.
Бежать я решил ночью. Вход в хижину представлял собой низкое и узкое отверстие в плетеной стене, которое на время сна задвигалось тяжелым щитом из дюжины дощечек, скрепленных корой. Если кто-нибудь выходил из хижины, все просыпались, так как бесшумно отодвинуть этот
Около полуночи я поднялся и отодвинул щит. Туземцы подскочили, и кто-то спросил:
– Куда идешь, Томмо?
– Воды, – ответил я.
Туземцы улеглись на циновки, а я вскоре вернулся в хижину. Дикари заснули – наступила тишина. Я уже собрался встать, но вдруг послышалось шуршание. Темная фигура прокралась между мной и щитом, задвинула его и вернулась на циновку.
Пришлось отложить побег до следующей ночи. Но и новая попытка не увенчалась успехом. Я повторял попытки снова и снова, но так как предлог для выхода из хижины всегда был один и тот же, в конце концов Кори-Кори начал каждый вечер ставить тыквенный сосуд с водой рядом с моей циновкой.
Вскоре я мог передвигаться лишь с огромным трудом. Кори-Кори ежедневно носил меня на спине к ручью.
Часами я лежал на циновке, раздумывая над своей горькой судьбой. Меня охватывала щемящая тоска, когда я вспоминал о своих далеких друзьях и думал о том, что им ничего не известно обо мне и, вероятно, они будут надеяться на мое возвращение даже тогда, когда я буду мертв.
Я просил, чтобы циновки раскладывали возле двери. Напротив находилась хижина старого Мархейо. Мне нравилось наблюдать за ним, когда он, сидя в тени, то сплетал листья кокосовой пальмы, то скатывал волокна древесной коры. Часто он, видя мою печаль, поднимал руку, выражая свое сострадание. Затем он подходил ко мне на цыпочках, чтобы не потревожить дремлющих обитателей хижины, садился рядом и, тихо махая веером, пристально смотрел мне в лицо.
Однажды в полдень в нашу хижину пришел Моу-Моу. Он склонился ко мне и тихо сказал:
– Тоби пришел.
Я был взволнован до глубины души! Забыв о терзавшей меня боли, я вскочил на ноги и позвал Кори-Кори, спавшего неподалеку. Туземцы повскакали с циновок. Скоро я двигался по дороге к дому Тай на спине Кори-Кори, окруженный множеством островитян.
По дороге Моу-Моу сообщил, что мой товарищ прибыл в лодке, которая только что вошла в бухту. Я попросил отнести меня к морю, но туземцы продолжали путь к дому короля.
Мехеви и несколько вождей вышли на площадку, громко требуя, чтобы мы вошли. Мы подошли вплотную, и я попытался объяснить, что хочу идти к морю – навстречу Тоби. Король не согласился и приказал Кори-Кори нести меня в дом. Протесты были тщетны.
Я стал уговаривать Мехеви разрешить мне идти дальше, и наконец он с большой неохотой уступил мне. Я продолжил прерванное путешествие в сопровождении примерно пятидесяти туземцев, меня нес на спине то один, то другой, и я все время подгонял островитян. Я почти не сомневался
Мы прошли четыре или пять миль, когда встретили человек двадцать туземцев. Между ними и теми, кто сопровождал меня, завязался оживленный разговор. Я же с нетерпением убеждал островитянина, несшего меня, продолжать путь, не дожидаясь остальных.
Вдруг подбежал Кори-Кори со словами:
– Тоби не приехал.
Все было кончено. Теперь островитяне заставят меня повернуть назад – они ведь согласились нести меня к морю только для того, чтобы я мог встретиться с исчезнувшим товарищем.
Так и вышло. Несмотря на мои протесты, туземцы отнесли меня в хижину, находившуюся неподалеку, и положили на циновки. Вскоре некоторые из них отправились к морю. Остальные, в том числе Мехеви, Моу-Моу, Кори-Кори и Тайнор, собрались возле хижины и ожидали их возвращения.
Я подумал, что какие-то чужеземцы все же вошли в бухту. Забыв о боли, которую испытывал, я поднялся на ноги и попытался выйти из хижины. Однако дорогу мне преградили несколько туземцев, приказав вернуться. Я надеялся смягчить их и обратился к Моу-Моу, пытаясь объяснить, что я все еще верю в приезд Тоби и хотел бы его приветствовать. В конце концов одноглазый вождь уступил. Он сказал несколько слов дикарям, те отступили от двери, и я вышел из хижины.
Я оглядывался по сторонам, ища Кори-Кори, но он, казалось, исчез. Тогда, не желая медлить, я попросил какого-то крепкого туземца взять меня на спину, но, к моему удивлению, он отказался. Я обратился к другому, но столь же безуспешно. К третьему – то же самое. Я понял теперь замысел Моу-Моу – он разрешил мне отправиться к морю в надежде, что у меня не хватит на это сил.
В отчаянии я схватил копье, прислоненное к стене, и, опираясь на него, вышел на тропинку. На удивление, меня никто не остановил. Туземцы остались перед хижиной, завязался какой-то громкий и оживленный разговор – и я удовлетворенно заметил, что между ними возникают разногласия. Мне это могло быть на руку.
Но не прошел я и ста ярдов, как снова был окружен островитянами. Разгоряченные спором, они, казалось, готовы были драться. Старый Мархейо благожелательно положил руку мне на плечо и произнес по-английски (этим словам научил его я):
– Дом. Мать.
Я постарался выразить ему свою благодарность. Файавэй и Кори-Кори шли рядом с ним, горько плача. Старик дважды приказал сыну взять меня на спину. Моу-Моу воспротивился, но вмешался еще кто-то, и мы отправились к океану.
Как взволновал меня шум волн, разбивающихся о берег, и гул океана!
Первое, что бросилось мне в глаза на берегу, была английская китоловная шлюпка, стоящая всего в нескольких метрах от берега. Ее снаряжали пятеро островитян. Мне показалось, что они отталкиваются от берега и что я пришел слишком поздно. Сердце замерло… Но туземцы просто пытались удержать лодку, относимую волнами.
В следующее мгновение я услышал свое имя. Обернувшись на крик, я узнал высокую фигуру Каракои, гавайца из Оаху, часто бывавшего на борту «Долли», пока та стояла в Нукухиве. Я вспомнил, что Каракои говорил мне, что находится под защитой табу и может бывать во всех долинах острова.