Тазовое дно. Сборник коротких и смешных (но это не точно) рассказов
Шрифт:
Пока все это мельтешило в моем уме, я, оказывается, уже шел к Любе сквозь полную пьяных коллег переговорку. И когда я взглянул на нее, аккуратно стоящую у стены с пластиковым стаканчиком шампанского, на лице моем еще плавала та сладостная усмешка. И Люба как будто сразу все про мечту мою поняла. Потому что она сказала:
– Остановись, мгновенье, ты прекрасно.
– Что? – растерялся я.
– Да я все ждала, подойдешь – не подойдешь. Думаешь, не знаю, что вы с Колькой обо мне говорили.
– А если знаешь, скажи, правда это или нет.
Она пожала плечами и покраснела, то ли от
– Давай выпьем? – опять угадала мое желание Люба.
– Кончился крепыш, – я с сожалением развел руками.
– А у меня есть, – и она извлекла из тумбочки бутылку виски.
– Да ты, Люба, волшебница, – удивился я, скручивая бутылке крышку и чувствуя, что Люба нравится мне все сильнее.
Выпили. Она, правда, от вискаря отказалась, пила шампанское.
– Пойдем, покурим, – перекрикивая дебильную музыку, предложил я.
– Пойдем.
Курилка у нас на улице. Стоим. Москва вокруг вечерняя, сугробы грязные, люди домой спешат. Новогодняя иллюминация мигает. Неужели это и есть новый год? И что значит, новый? Будто какой-то предмет. А он не предмет, он время. Его не остановишь, идет и идет. Хотя, куда идет? Мы же никакого движения времени не видим. А видим этих людей, и автобусы, и машины, которые проносятся по слякоти города. И такое странное чувство нереальности охватывает. Будто все это сон, муторный, бредовый. И только Люба в нем – настоящая, стоит на морозе, улыбается ямочками и смотрит с такой верой во все происходящее, что превращает все это пьяное марево в реальность одной силой своего взгляда.
Люба курила, обхватив себя руками и насмешливо глядя мне в глаза. Она ожидала от меня чего-то.
– Ну, – наконец не выдержала, – и чего тебе от меня надо.
Я как-то вдруг застеснялся вываливать на нее корыстный интерес. Потупился, приобнял ее, говорю:
– Замерзла?
– Ого! Такой красавец, а пристал к замухрышке. Тебе бы Маринка подошла, из бухгалтерии. Или Олечка, новый секретарь.
– А мне ты нравишься, – тут я и вправду ощутил прилив такой симпатии к ней, что внутри погорячело. Надвинулся на нее, руками обхватил и притиснул к стене, что она аж ойкнула и замлела. От тела ее шел легкий ток, от которого все во мне поднималось и куда-то неслось. Я даже Пашкова вспомнил, стюарта, который летает. Не зря он полетел. Есть с чего. И я поцеловал Любу. Губы у нее пахли пряником, как и сама она, а еще мандаринами, морем и немного, в отдалении, вискарем. Странно, вроде она шампанское пила? Как это в ней смешались мои любимые запахи?
– Ух ты! – отстранилась она и ресницами захлопала. А под левым глазом крапинками отпечаталась тушь.
– Может, к тебя поедем? – не ослабляя напора, предложил я.
– Я так сразу не могу, мне надо к тебе привыкнуть.
– А сколько требуется времени?
– Пока вискарь допьешь.
– Ах ты, проказница!
У нее была однокомнатная маленькая квартирка, чистая и уютная. Мы не успели даже разложить диван. Она попросила погасить свет, и все происходило наощупь, пьяно, с какими-то несуразными недоразумениями, один раз я кота принял
Я упал на диван и дышал. Было немного страшно. После первого секса с женщиной всегда словно после наркоза – думаешь, как я сюда попал. Возбуждение отпускает, и все может измениться до неузнаваемости. Порой наваливается такой стрем вперемежку со стыдом, что думаешь, да ну нахрен, никогда больше. И дело не в том, что там страшная и какая-то не такая, а просто – не та. И заранее этого не знаешь. Ну, может, где-то на подсознании, но никогда не берешь в расчет. А тут сразу наваливается понимание.
– Спасибо! – сказала она, и я ощутил что-то мягкое и теплое: она прильнула ко мне грудью или щекой. – Так хорошо было, – глубокий и вибрирующий голос был полон чего-то нового. Он обволакивал, как бархатная темнота.
– Да за что спасибо-то, – я вдруг понял, что отвращения у меня к ней нет, даже наоборот, удовольствие, будто сделал что-то хорошее и правильное. Я даже удивился про себя.
– Как, не за что? Звездочку мне достал, – она хохотнула.
Звездочку, точно, вспомнил, я же хотел желание загадать. Неудобно, конечно, как—то после всего. Я в задумчивости повернулся на бок и подгладил смутно видимый в темноте силуэт – живот, грудь, шею, подбородок – наощупь она показалась мне удивительно красивой. От нее шел уже не ток, а ровное расслабляющее излучение, к которому хотелось прильнуть и спать.
– Люба! – сам не ожидая, позвал я.
– Ммм?
– А правда, что ты желание можешь исполнять?
По телу ее пробежала волна напряжения, она зашевелилась, скинула мою руку и, судя по звуку, тоже повернулась ко мне боком.
– С чего это ты взял?
– Колька сказал.
– А, может, я его подговорила.
– Зачем?
– Может, влюбилась в тебя.
– Да ну…
– Так ты поэтому со мной замутил?
– Нет, не поэтому, – слишком быстро начал я оправдываться. – Не только поэтому.
– И чего же ты хочешь?
– Я… – я задумался, вспоминая чего же я хочу. Останавливать время? Вот глупость. Да и ради чего? Чтобы спать с женщинами? Бред. Теперь я и так могу. И потом, я же тогда быстрее других состарюсь. Так! Стоп! Это все плод моего пьяного воображения. Время? Желание? Но я здесь лежу. И выполнил условие. И она ждет. А вокруг темно, словно в Марианской впадине.
– Я хочу в Марианскую впадину спуститься, – зачем-то вдруг выпалил я, и тут же спохватился – во дурак! В Марианскую впадину?! Серьезно?
– Может, чего-то нормального пожелаешь: денег там или квартиру?
Я представил себе деньги – чемодан, как в кино, полный купюрных пачек. Потом квартиру. Ни от какой из воображаемых картинок не екнуло у меня внутри. Похоже, и правда, дурак.
– Я не знаю, чего желать.
– Помнишь сказку про цветик – семицветик.
– Неа.
– Там девочка желания загадывала – и все желания оборачивались для нее проблемой. Тогда она поняла, что надо загадывать для других.
– Для кого же мне загадать?