Те, кого мы любим - живут
Шрифт:
Мужик от радости задрожал, крадется ближе к кусту. Заяц спит — не шевельнется.
«Вот не было ни гроша, да вдруг алтын! — потирает руки мужик. — В один миг жизнь по-другому пойдет. Поймаю зайца, шкуру сыму. Мясо детям отнесу, сытыми будут, а шкуру на базаре продам».
Слюну сладкую глотает мужик, размечтался, богатеть решил не на шутку. Долго его счастье стороной обходило, а тут вот оно, у ног жар-птицей лежит.
«Продам заячью шкуру, — говорит он про себя, — выторгую целый рубль! По базару с рублем похожу, потолкаюсь и куплю поросенка. Вернусь
Одурел мужик от жадности, уже затылок от удовольствия скребет. На душе посветлело. А заяц спит себе непробудным сном и не подозревает, что смерть у него на пороге стоит, уже в дверь стучится.
«Эх, палки-метелки, — продолжает рассуждать неугомонный мужик, глядя на зайца, — появятся телята от коровы, и их туда же, на базар! И опять выручка. И опять серебро золотым звоном в кармане зазвенит. На деньги, вырученные за телят, куплю, себе кобылу. Принесет она мне жеребенка, а там, гляди, и второго.
Выращу их, большими станут. Вот тебе и пара лошадей; землю стану обрабатывать, батраков себе найму — пусть урожай растят, пусть голь рваная на меня работает. А там продам рожь и пшеницу — мешок червонцев выручу. Вот тут и поглядим, каков Емеля-бедняк! Вся округа об Емеле услышит. Дом новый, как терем Рогоз-царя, выстрою. Детей в парчу и шелка одену, в сафьяновую обувь обую. Жену, как королеву, выряжу. Карету на рессорах куплю и буду разъезжать королем-боярином».
До того разошелся мужик, что пот на лбу выступил, улыбку со своего лица согнал, важным стал, приосанился. И вдруг страх обуял мужика.
«А что, — думает он, — если ко мне голь рваная, батраки разные и соседи там по знакомству станут за хлебом-солью и другой помощью обращаться, в долг будут просить? — Морщина залегла между бровей у мужика, хмурым стал. — Нет, не позволю! Не дам! А если они все равно придут, то тогда не удержать меня; выйду на крыльцо своего дома-терема, расставлю широко ноги, обведу взглядом голь рваную».
— Вон отсюда! Проваливай! — заорал мужик вслух как оглашенный.
Заяц услышал крик, встрепенулся и что есть мочи махнул из-под куста в степь. Мужик ахнул, развел руками и заплакал. Совсем было мог важным боярином стать.
Петя не прерывал рассказ бабушки. А когда она кончила, тоже долго молчал, хитро поглядывая на нее. Знал Петя, что бабушка всегда с умыслом сказки рассказывает. Петю так и подмывало осудить мужика, И наконец Петя не утерпел, сказал:
— Чудак мужик!
— Это почему же — чудак? — спросила бабушка.
— Я бы так не поступил, — ответил Петя. — Я бы вначале зайца поймал, пока он спал, а потом сделал все так, как мужик мечтал. Эх, попался бы мне заяц! — воскликнул Петя и потер от удовольствия руки. — Я бы уж тут все сделал…
Бабушка вздохнула, сожалеюще покачала головой.
На рыбалке
Летом Николай Андреевич уехал в отпуск в деревню. С собой взял пятилетнего сына Юру. Остановились они у бабушки. Николай Андреевич — большой охотник ловить рыбу — каждый день рано утром уходил на реку. Юра, оставаясь дома, слонялся из угла в угол, скучал.
Однажды он стал проситься тоже на рыбалку.
— Подрастешь — тогда, — ответил отец. — Ты же непоседа, шуметь будешь. А рыба, она, брат, тишину любит. Сиди лучше дома.
— Возьми, ну возьми, папа! Что тебе, жалко?! Я уже большой, — канючил Юра.
Николай Андреевич улыбнулся:
— Ну, раз большой, собирайся!..
Юра запрыгал от радости. А через минуту он уже помогал отцу нести в маленьком ведерке червей.
Пришли они на реку, под тенистым деревом разложили удочки. День был безветренный. В реку, как в зеркало, гляделись прибрежные кусты, обрывистый берег. Николай Андреевич забросил удочки, и на воде торчмя встали красные и синие поплавки. Юра присел рядом с отцом. И не успел оглянуться, как отец вскинул удилище и в воздухе затрепыхался большой красноперый окунь.
— Ура! — закричал Юра.
Отец недовольно покосился на сына.
— Папа, дай удочку, и я хочу поймать!
— Посиди-ка лучше спокойно. Не шуми!
Но Юра не унимался:
— Папа, ну дай, пожалуйста. Я один разочек.
— Эх, ты, рыболов! Обещал не шуметь. На, держи-ка! — Отец заправил Юре удочку.
Обеими руками ухватился Юра за удилище и стал во все глаза смотреть на поплавок. Вскоре поплавок, подпрыгнув как на пружине, потонул.
— Тяни! — шепнул отец.
Юра, опрокидываясь всем телом назад, дернул. На леске блеснула серебром большая, тонкая, как нож, плотва. Юра отбросил удилище, навалился животом на плотву и закричал что было мочи:
— Моя-а-а! Поймал! Поймал!
— Тише! Рыбу распугаешь, — прицыкнул Николай Андреевич и, насадив на крючок червяка, опять забросил Юрину удочку.
Но Юре уже было не до ловли.
— Папа, — попросил он, — можно я возьму свою рыбку и пойду покажу бабушке?
— Валяй!
Схватив улов, Юра пустился к деревне.
Еще во дворе, взбегая на ступеньки крыльца, Юра закричал:
— Смотри, бабушка, смотри! Я сам поймал! Сам!
Бабушка похвалила:
— Молодец, сынок.
Ночью Юра не мог уснуть. Чуть заснет — целые косяки рыб в глаза лезут. Нет от них отбоя. Сновали красноперые окуни, золотые сазаны, кружили вокруг серые щуки, удирали во все стороны серебристые караси. Юра просыпался мокрый от пота и думал: «Вот бы наловить столько рыбы, чтоб всех удивить…» Тогда-то и решил он украдкой отправиться на реку.
Поднялся он рано, оделся и шмыгнул в сени. Отца уже не было дома. Прячась от бабушки, Юра взял запасную папину удочку, накопал в огороде червей и, перебравшись через плетень, махнул к реке.