Те, кого нет
Шрифт:
Ясли-сад был круглосуточный, и забирали их оттуда только по выходным. Чаще приходил Савелий — вот тогда бывал праздник с пряниками, чаепитием и игрой в прятки. Несмотря на все опасения, дети практически не болели, и лишь тогда, когда Александра уже пошла в школу, на Валентина свалилась загадочная аллергия. Неделями у него был заложен нос, опухало горло, а тело там и сям покрывалось островками мокрой сыпи. Грешили на пыльную осень, еще на что-то, но так или иначе мальчишку пришлось забрать из садика. В доме появилась приходящая нянька. Отец, не стесняясь детей, спал с ней,
Это была молчаливая, очень добрая женщина средних лет, работавшая медсестрой в туберкулезном диспансере до тех пор, пока у нее не началось странное недомогание: внезапно начинали ходить ходуном пальцы рук, да так, что не только шприц, но и ложку не удержать. Приступ прекращался неожиданно, как и начинался. На глазах Александры это случалось всего несколько раз; потом няня быстро успокаивалась и, смущенно улыбаясь, бралась за домашние дела. Она покупала продукты, убирала, готовила на всех, занималась детьми, а на ночь возвращалась домой, где ее ждали муж и двое сыновей-подростков. Она верой и правдой служила Смагиным, пока Валик не пошел в первый класс.
А теперь Александра даже не помнила ее имени. Только какие-то разговоры: на их бесчисленные вопросы няня отвечала довольно скупо, вряд ли она была из образованных, существовала лишь одна тема, которая ее волновала: болезни и их лечение. Тут уж Александра наслушалась такого, чего по телевизору не услышишь, — о травах, о знахарях, костоправах и прочей всячине.
Валентина медицина, само собой, не занимала, он все косил глазом за окно — побыстрее бы закончились все непонятные разговоры и — гулять…
Савелий окончил курс с отличием, нацепил новехонький мундир с погонами старшего лейтенанта, а вскоре получил назначение и уехал. Медсестру ненадолго сменила молоденькая, с золотистыми кудряшками Вероника, работавшая в отделе кадров все в том же училище. Но с тех пор, как она появилась в доме, их с братом жизнь превратилась в сущий ад. Пока отец с Вероникой выясняли отношения, Александра научилась варить супы и каши, жарить картошку и яичницу, стирать и выкручивать тяжеленное постельное белье, стоять в очередях. Однако с брата она по-прежнему не спускала глаз. Даже в школе на переменах. Наконец Вероника не выдержала и со скандалом ушла, и еще довольно долго они жили только втроем.
Теперь Александра была полноправной хозяйкой в доме, и в этом ей помогал опыт всех женщин, которых она знала. Так продолжалось, пока не умер отец.
Она мечтала стать кардиохирургом, однако в институт без связей было не пробиться, несмотря на то, что учеба давалась ей легко. Это она понимала и после восьмого класса пошла в медицинское училище. Поступила без всяких усилий и чьей-либо помощи. Там у нее появились подружки и приятели, она научилась курить и огрызаться матерком, но дом всегда оставался вне этого контекста. Рука у Александры оказалась легкая, талантливая, память хищная, педагоги ее хвалили за преданность будущей профессии.
Она уже кое-что умела и многое знала, однако когда у отца случился острый сердечный приступ, и пальцем не пошевелила.
Ей было семнадцать,
Когда раздался внезапный грохот, она вздрогнула — на пол упала пустая бутылка, и перед ее глазами запрыгало багровое лицо отца с кривым мокрым ртом, жадно хватающим воздух.
— Плохо мне, — засипел он. — Воды дай… сделай что-нибудь… позови… Я тебя прошу!..
— Убийца, — она выпрямилась, глядя в упор. — Ты хоть раз о нашей матери вспомнил за эти годы?
— Не сметь, Сашка! — отец задохнулся, пальцы с посиневшими ногтями судорожно заскребли по клеенке. — Т-ты…
Он подался вперед, словно хотел схватить ее, умолк и вдруг рухнул ничком, с маху ударившись всем лицом об пол.
На непривычный шум в кухню вбежал Валентин и застыл на пороге, вопросительно глядя на сестру.
— Кончено, — сказала Александра. — Теперь мы с тобой свободны…
Часть четвертая
Марта никому не сказала о том, что на протяжении всего этого дня с ней творилось что-то странное. Приступы возбуждения сменялись вялостью и безразличием, кружилась голова, тупо ныл висок, ломило поясницу.
Такого с ней еще не бывало. Она едва пересиливала себя, чтобы не поддаться слабости, и даже купание в озере не помогло. Но как только сошлось одно к одному и стало понятно, что отступать некуда и ждать больше нечего, — внутри все распрямилось, сердце забилось ровно. Словно кто-то принял за нее решение, и она согласилась, а теперь только и оставалось — все довести до конца.
Смутная мысль о том, что возможность, пусть и не очень определенная, существует, мелькнула у нее еще тогда, когда они бродили с Родионом по дому. Потом — катамаран и приступ отвращения к самой себе. Валентин на скамье с малышкой в кружевной шляпке, и позже, возле бани Смагиных, с глазу на глаз, — ужас, ненависть и полная беспомощность. И конца этому не предвиделось, по крайней мере до тех пор, пока не надумала окотиться рыжая Джульетта, а Родиона не отправили за ветеринарным профессором.
Только тогда Марта поняла, что Инна Семеновна будет занята исключительно кошкой, а на втором этаже вообще никого нет.
Вспыхнуло, обозначилось в деталях и так же внезапно погасло.
Она все еще оставалась за столом, место слева, где раньше сидел Родион, опустело, перед ней стояли тарелка и бокал с соком, но заставить себя проглотить хоть что-нибудь Марта не могла. Дурнота, преследовавшая ее весь день, мгновенно прошла, и сейчас она чувствовала себя как стрела, перед которой нет ничего, кроме цели. Оставалось поймать момент, когда никто не смотрит.